Генри Олди - Сын Ветра [litres]

Поделиться.

Плохо понимая, зачем он это делает, Паук сохранил фрагмент записи в отдельный файл. Запаковал личным архиватором. Так, отправить.

Кому? Таракану.

Таракан был учителем Паука. Все, что знал в этой жизни бог информации, было Тараканово наследство. Даже то, до чего Паук дознался самостоятельно, выросло на горбатой спине Таракана – единственного человека в Ойкумене, который не слышал от Паука ни одного грубого слова. Выйдя в отставку, Таракан полторы недели ловил форель в горных ручьях, потом два дня пил как свинья – и улетел на Сону, спутник Ларгитаса, где устроился консультантом в отдел безопасности при центре проведения массовых мероприятий.

Файл уехал. Паук достал коммуникатор:

– Таракан?

– Ну?

– Не спишь?

– Я на светлой стороне. Чего тебе?

– Я там файлик скинул. Глянь, а?

– Позже. Занят.

– Глянь сейчас. По старой дружбе.

– Срочно?

– Ага.

– Ну, гляжу.

– Что видишь?

– Фрагмент коридора. Баба. Два мужика.

– Сколько?

– Мужиков? Двое.

– А почему я вижу одного?

– Пьяный? – преположил Таракан. – Не, когда пьяный, наоборот, двоится. Ты бы четверых видел. В смысле, мужиков. И двух баб.

– Так, давай сначала. Баба толстая?

– Толстая. Это порнушка?

– Мужик с лучевиком?

– Один с лучевиком.

– А второй?

– Второй без. Кажется, сякконец. Одет этнически.

– Спасибо, Тараканище.

– Пожалуйста. Будет порнушка, присылай.

Связь прервалась.

Паук в задумчивости барабанил пальцами по столу. Поднимать шухер он не спешил. В конце концов, даже если и Скорпион? Напротив сякконца стояла не девочка-припевочка, раз-два, ножки врозь, а матёрый комиссар Т-безопасности. У таких весь мозг в отравленных колючках. Валить телепатов – её святое дело. Ринься Паук на минус восьмой, погони туда наземную охрану – в схватке двух разумов они были бы только помехой. Дери вас кактусом, они бы даже не увидели Скорпиона. А вот стрелять по своим стали бы, непременно стали бы, захоти сякконец этого…

Вижу. Не вижу.

Почему я не вижу гостя, думал Паук. Таракан видит, я нет. На одной и той же записи. Почему?! Эксперты, изучавшие энергосистему бункера после налёта террористов, утверждали, что в системе сидел крот. Брамайн-наладчик высочайшей квалификации. Перенаправлял потоки, трансформировал, имел девку как хотел. При этом система не воспринимала наладчика, как свою часть, не задумывалась о его существовании; система лишь отрабатывала провоцируемые им изменения – так рояль воспринимает настройщика. Ещё один крот? Телепатический? Наши мозги – система, он настраивает её, как хочет, в радиусе своего воздействия. Мы смотрим и не видим, слушаем и не слышим. Таракан вне системы, он иммунен к воздействию, в отличие от меня…

Запомни, велел себе Паук. Пригодится.

Пальцы легли на сенсорную панель.

Паук – генералу Ван Цвольфу:

«В бункере Скорпион. Я его не вижу, но он есть.»

Ван Цвольф – Пауку:

«Вы уверены?!»

Паук – генералу Ван Цвольфу:

«Факт подтверждён. Нештатная ситуация.

Запись прилагаю.»

Ван Цвольф – Пауку:

«Где Бреслау? Где комиссар Рюйсдал?!»

Паук – генералу Ван Цвольфу:

«Контактируют со Скорпионом. Бреслау вооружён.»

Ван Цвольф – Пауку:

«Высылаю группу захвата.»

Паук – генералу Ван Цвольфу:

«Ни в коем случае! Свяжитесь с Т-безопасностью.»

Ван Цвольф – Пауку:

«Вы правы. Запрашиваю тэшников, пусть шлют скорохватов.

Надеюсь, комиссар справится до подхода коллег.»

Паук – генералу Ван Цвольфу:

«Надеюсь.»

Ван Цвольф – Пауку:

«Тэшники кочевряжатся. У меня с ними конфликт.»

«Паук – генералу Ван Цвольфу:

Скорохватов дали?»

«Ван Цвольф – Пауку:

Уже выслали. Ждите через двадцать минут»

Паук – генералу Ван Цвольфу:

«Тогда пусть кочевряжатся.

Далее нецензурн.»

Ван Цвольф – Пауку:

«Вы правы. Далее нецензурн.»

Паук – генералу Ван Цвольфу:

«У вас есть чтецы по губам? Что кричит Бреслау?

Фрагмент прилагаю.»

Ван Цвольф – Пауку:

«Она жива! Говорю вам, она жива!»

Паук – генералу Ван Цвольфу:

«Кто? Кто жива?!»

Ван Цвольф – Пауку:

«Регина Ван Фрассен! Она под Саркофагом!»

Паук – генералу Ван Цвольфу:

«Твою мать, генерал.

Вот уж точно что твою мать.»

Ван Цвольф – Пауку:

«Подтверждаю.»

Минус восьмой. Коридор.

Двое мужчин, одна женщина.

– Не будьте опрометчивы, Бреслау-сан. У нас и так слишком много свидетелей.

– Слишком много, да.

– Я бы сказал, чересчур.

Скорпион прислушался к чему-то далёкому. Потеребил шнур от накидки:

– Так говорите, доктор Ван Фрассен жива? Хорошая новость для всех нас, не так ли? На этом предлагаю взять паузу. Возражений нет?

Комиссар Рюйсдал смотрела, как он уходит. Остановить его Линда не пыталась. Казалось, они уже схватились один на один, Ларгитас против Сякко, и комиссар проиграла.

– Это невозможно, – пробормотала она. – Даже если Регина жива, мы её не вытащим.

Тиран кивнул:

– Я знаю, что это невозможно. Я хочу знать, как это сделать.

Ноги не держали. Он сполз по стенке, сел на пол. Бункер кружился в ритме вальса. Павильон Шести Сомнений, вспомнил Тиран. Ну да, ровно шесть: раз-два-три, раз-два-три.

– Холодно, – сказал Ян Бреслау. – Знобит. Комиссар, свяжите мне свитер.

– Из чего? – спросила Линда.

Она и впрямь с удовольствием взялась бы за спицы.

– Из нервов. У меня есть подходящий клубок.

Молнии лупили, не переставая.

Скорчившись в три погибели за каменной чашей фонтана, ясно понимая всю хрупкость укрытия, но не в силах сорваться с места, добежать до входа в посольство, Гюнтер смотрел, как джинн бьётся в несокрушимое небо. Удары были оскорблением для неба; несокрушимость была оскорблением для Артура Зоммерфельда. Небо? Нет, крышка Саркофага. Всего лишь крышка, мерзавка, ворюга, укравшая гордое имя небес.

Тебе здесь хорошо, утверждал купол.

– Нет!

Здесь тебе хорошо, настаивали молнии.

– Нет!

Всем плохо, звенела медь. Всем плохо, а тебе хорошо.

– Нет!

Ты доволен своей жизнью.

– Нет!

Твоё место здесь.

– Нет!

Эмпат, живущий больше чувствами, чем логикой, Гюнтер Сандерсон слышал этот немой, бессловесный, этот оглушительный диалог так, как если бы сам был его участником, а не зрителем, забившимся под кресло в директорской ложе.

Шаха охраняли Белые Осы с ножами. Купол охраняли ангелы с молниями. Психопат, как и шах, купол требовал повиновения. Ошибка природы, созданный для спасения, он стал тюрьмой, казематом, средоточием вселенной, сжавшейся до размеров склепа. Пади ниц, джинн, гремела медь. Пади на лицо своё, пели ангелы, вооруженные копьями о семи зубцах. Пади, преклонись, и может быть, тебя простят. Синий разряд. Белый разряд. Иссиня-белый разряд. Излом раскалённой трещины: дорога в ад. Судороги земли. Стон здания, готового рухнуть в любой момент. Сдавленный вопль города, опрокинутого в безумие. Молитвы горожан, забывших о необходимости резать друг друга.