Ким Робинсон - Красная Луна [litres]

– Как переворачиваться в постели, – предположил Фред.

Ци покачала головой, но улыбнулась.

– Там становится тесно.

Она встала и опустила рубашку, подняла руки над головой и наклонилась вправо и влево, а потом вперед и назад. Немного покрутила корпусом. Затем прислонилась спиной к стене, обратив в бегство геккона. Присела вдоль стены и снова поднялась. Она раскраснелась и вспотела. Включился кондиционер. Ци села, потом снова поднялась и пошла в кухонный уголок. Она насыпала рис и налила две чашки воды в рисоварку и включила ее, немного повозилась в шкафчиках и раковине.

Фред наблюдал. Даже когда Ци повернулась спиной, было заметно, что она беременна. Фред подумал о том, что фермионы вращаются на семьсот двадцать градусов, прежде чем вернуться в изначальное положение. Это было первое, обо что споткнулся его ум, когда он познавал субатомный мир. Фермионы существуют в гильбертовом пространстве, в таких измерениях, которые человек не способен увидеть в макромасштабе. Каково это – увидеть вращение фермиона? Будет ли он пульсировать, сверкать и переливаться, потрясет ли воображение? А может, он будет выглядеть вот как сейчас Ци.

На другой день она долго сидела в ванной, вздыхала и стонала, так что Фред забеспокоился. Это было нетипично. Ближе к вечеру, когда она наконец вышла, он отважился спросить:

– Я могу чем-то помочь?

– Нет.

Она оглядела комнату и сказала:

– Не могу больше этого выносить. Давай спустимся и пообедаем у воды. Мне хочется поесть чего-нибудь нового. Я уже устала от своей кулинарии.

Фред не сказал, что ему никогда не нравилась ее стряпня.

– Думаешь, это разумно?

– Уверена, что неразумно. И все-таки.

– Ладно, как скажешь.

Ци уставилась на него, как будто он сказал что-то оскорбительное. Возможно, так и было.

– Я от этого устала.

– Я знаю.

Уже тридцать шесть дней, подсчитал Фред. Он вдруг понял, что ему это время показалось более интересным, чем Ци. Понял, что ему нравится просто сидеть и размышлять о том о сем. Это же странно? Да. Он вздохнул.

Ци выглянула в окно.

– Думаю, у нас получится. Пообедаем на берегу, и никто нас не увидит.

– А официанты?

– Я надену шляпу и очки.

«Твои скулы не скроешь, – хотел сказать Фред. – Как и походку».

– Ну, давай же, – сказала Ци. – Я больше этого не вынесу.

Они вышли из квартиры и спустились вниз. Рядом с их бетонным кубом стояло высокое здание из серого и цветного кирпича. Серая дверь была инкрустирована деревьями с золотыми листьями. Похоже на храм. Дверную раму украшали золотые иероглифы.

– Что это? – спросил Фред.

– Та Ху, – объяснила Ци. – Богиня, защищающая тех, кто в море.

– Из какой религии?

Она передернула плечами.

– Из китайской.

– Даосизм? Буддизм?

– Думаю, еще древнее.

По единственной дорожке вдоль гавани они прошли к длинной брезентовой крыше над ресторанами. Ци выбрала один и коротко переговорила с официантом. Тот кивнул и повел их к столику с видом на воду. Близился закат, легкие кудрявые облачка окрасились желтым и розовым. Подошел другой официант, и Ци сделала заказ.

– Я заказала ассорти, – объяснила она. – Попробуешь всего понемножку.

– Звучит неплохо, – солгал Фред.

Официант принес тарелки, а также воду и чай, затем расставил миски с супом и рисом, а после этого – многочисленную снедь. Кое-что Фред опознал, в особенности целую рыбину – это было легко, но многие блюда он определить не сумел. Кучки зелени, шарики то ли тофу, то ли желатина, а может, свиные потроха или что там еще. Фред играючи попробовал все, умело скрывая от Ци, насколько для него это непросто. Он ненавидел новые блюда. Часто и вкус, и вид совершенно ставили его в тупик. Прежде он несколько раз обедал в Китае, но не так, ограничиваясь рисом и курицей. А теперь принесли мидии и других моллюсков, а потом новые неизвестные блюда.

На улице стемнело, полоски света по краю брезента над головой стали ярче. Ресторан почти пустовал. По другую сторону дорожки, идущей у задней стороны ресторанов, сверкали на свету высокие резервуары с рыбой, похожие на стену из аквариумов. Фред наблюдал, как официанты или повара, стоя на лестницах, закидывают в резервуары сети, ловким движением вылавливают рыбу и относят ее на кухни. И в самом деле свежая рыба.

Потом официант принес две тарелки с огромными ракообразными, свешивающимися по бокам тарелок. Больше лобстеров, с большим количеством ног и светлым колючим панцирем. Фред и Ци засмеялись. Ножницы для разрезания панциря годились бы и для оловянных листов. Фред редко ел лобстеров и с определенным интересом воспринял новую задачу – добыть мясо из-под этой брони. Нужно быть аккуратными, чтобы не проткнуть и не порезать пальцы. Некоторое время они молчали, с хрустом разламывая панцири. Мясо напоминало краба или лобстера.

– А это что? – спросил Фред.

– Креветки.

– Правда? Такие огромные?

– Здесь они вырастают такими.

– Верится с трудом.

– И все же это так.

– Я пытаюсь вообразить того человека, который первым вытащил такую креветку из океана и сказал: «Ну ладно, давайте ее съедим».

Она снова засмеялась.

– Отец часто говорил, что мы, китайцы, едим все, у чего есть ноги, не считая столов.

Позже им принесли такие же непонятные десерты. Они откинулись в креслах и наблюдали дыхание сумерек над бухтой и холмами.

– Как думаешь, что теперь будет? – спросил Фред.

Ци нахмурилась.

– Ты про нас?

– Да.

– Пока не знаю. Мне кажется, для нашего движения еще не настало время действовать. И я не вижу способа передать по-настоящему личное сообщение отцу.

– Разве у вас нет личного канала?

Она покачала головой.

– Даже если и так, его служба безопасности все прослушивает.

Фред обдумал это, выбирая десерт в надежде найти что-нибудь на свой вкус, но как бы он ни делал вид, что все в порядке, ел он мало. Его вкусовые рецепторы были совершенно сбиты с толку, и он чувствовал себя нехорошо.

– А ты не думаешь, что вся эта слежка – последствия однопартийной системы? – осмелился спросить он.

Ци изумленно уставилась на него.

– Почему ты так говоришь?

– А разве это не так?

– Это так. Но у всякого государства с одной партией есть проблемы. Вот почему в Америке такая неразбериха.

– Ты о чем?

– О том, что Америка даже в большей степени однопартийное государство, чем Китай. В ней правит рынок. Теперь и во всем мире рынок стал единственной партией или хочет ей стать. И каждому государству приходится справляться с этим по-своему.

– Обычно нашу систему называют двухпартийной, – заметил Фред.

– Эти партии – всего лишь фикция. Вот почему люди в твоей стране так злы. Они видят, что правит одна партия, а однопартийное государство всегда коррумпировано. Многопартийная система лучше, потому что власть делится между разными группами. Они неэффективны, устраивают неразбериху и подковерную борьбу, но такова цена разделения властей. Это лучше, чем власть, сконцентрированная в одном месте.