Генри Олди - Блудный сын, или Ойкумена: двадцать лет спустя. Книга 3. Сын Ветра

Третьего не было и там.

— Бреслау, ты в курсе? — вслух спросила Линда. — Нет? Да? И если да, не был ли ты в курсе с самого начала?

Комиссара Рюйсдал мучило подозрение. Кажется, она забралась в опасную чащу. Обратный путь скрылся за деревьями. Впрочем, Линда не собиралась поворачивать.

— Давит, — пожаловалась доктор Ван Фрассен.

Она выскребла ложкой со дна миски остатки варева:

— Давит, говорю. Чувствуете?

— Что давит? — не понял Гюнтер.

— Саркофаг. Меткое название, поздравляю. Нас тут похоронили заживо. Вернее, это я нас тут похоронила. Как вам наш коллективный могильщик? В смысле, я? Нравлюсь?

— Вы всех спасли!

— Не болтайте чепухи.

— Термоядерная бомбардировка с орбиты… Вы сами рассказывали!

— Вот я и думаю: не лучше ли было сразу?

— Не лучше, — сердито буркнул Гюнтер.

Он вернулся к еде. В суп доктор щедро сыпанула подозрительной на вид комковатой смеси, похожей на просроченный пищевой концентрат — не в общий котел, а в отдельные миски: себе и кавалеру Сандерсону. Смесь отдавала тухлятиной. Гюнтер сперва думал, что его стошнит, но быстро привык, можно сказать, втянулся. Суп даже начал ему нравиться: сытный, наваристый.

— Что это?

— Сушёное мясо фага.

— Что?!

— Спецпаёк.

— Криптиды? — Гюнтер задохнулся. — Вы начали их резать?!

Натху, едва не выкрикнул он. Что я скажу сыну?!

— Целы ваши криптиды, — Регина криво усмехнулась. Под глазом женщины билась синяя жилка. — Целёхоньки, не переживайте. Они ещё нас с вами переживут. У меня осталась заначка. Ешьте, не отра̀витесь.

— Понос? Расстройство желудка?

— Исключено. Оно восстанавливает силы. Наши силы.

Регина сделала упор на слово «наши». Мясо флуктуаций восстанавливает силы менталов? Вот уж воистину: Шадруван — планета чудес!

Век бы её не видеть…

Прежде чем отправиться в медблок, шах призвал пред высочайшие очи хайль-баши Абд-аль-Ваккаса с младшими офицерами.

— Защищать посольство! — объявил он. — От любых посягательств! Пока колдуны будут исцелять наши раны, воля посла Зоммерфельда — наша воля! Его слова — слова царя царей. Выполнять!

Воины простёрлись ниц — обычная реакция на шахские капризы — и Гюнтер повёл марионетку в медблок. Уходя, он слышал, как воспрявший Николас Зоммерфельд отдаёт распоряжения на языке, которого Гюнтер не знал.

При виде нового пациента врач побледнел как мел и — о да! — рухнул ничком.

— Подъём, — сказал ему Гюнтер своим собственным голосом. — Он в медицинской коме. Я контролирую моторику. Куда его положить?

— Что? Что с ним?!

Врач с неподдельным ужасом глядел на козлорогого кавалера Сандерсона. Жуткое лицо царя царей не вызывало у врача таких острых эмоций.

— Ожог расплавленной сталью. Остальной диагноз за вами! — не сдержавшись, рявкнул Гюнтер. — Кто тут врач, вы или я?!

— Вы, — честно ответил врач. — Если по мозгам, то вы.

Судя по всему, врач просился в пациенты.

— Ну да, и я тоже. Короче, делайте всё, что в ваших силах. Как там мой сын?

— Спит.

— Вот пусть и этот спит. Не волнуйтесь: он пробудет без сознания минимум сутки. Действуйте! Вас ждут ещё раненые.

Насчёт «не волнуйтесь» Гюнтер, конечно, загнул. Врач был на грани истерики, но приводить его в норму — нет, на это у кавалера Сандерсона не осталось никаких сил, ни телесных, ни душевных. Уложив Шехизара на манипуляционную кушетку, он разорвал ментальный контакт, сбросив с себя непосильную ношу — и обернулся к Натху. Мальчик по-прежнему лежал на полу, на матрасе, вернее, на двух матрасах. Под голову ему подсунули диванную подушку. У импровизированного изголовья в позе лотоса сидел невозмутимый Горакша-натх.

— Спит, — повторил брамайн то, что Гюнтер уже знал. — Аура чистая, тревог не вызывает. Регенерация идёт быстро, без осложнений.

Из террориста вышла чудесная сиделка.

Хотелось побыть с сыном, но присутствие Гюнтера нервировало врача. Кавалер Сандерсон почёл за благо удалиться.

Посольство превратилось в растревоженный муравейник. Стражники с луками, самострелами и аркебузами занимали позиции у окон. Хайль-баши лично расставлял наблюдательные посты и караулы. Ларгитасцы стаскивали к дверям уцелевшую мебель, возводя баррикаду. Гюнтер валился с ног, но всё же нашёл в себе силы отыскать посла Зоммерфельда. Тот сыпал распоряжениями, организовывая оборону, но увидев Гюнтера, прервался.

— Господин Сандерсон! Похоже, мы все перед вами в долгу…

Посол огляделся: нет ли рядом лишних ушей? Понизил голос:

— Если бы не ваш трюк с шахом…

— Кто были те головорезы? — перебил его Гюнтер.

— Какие именно? Тут все головорезы.

— Напавшие на нас. Разбойники?!

Посол помрачнел:

— Если бы! О, я бы расцеловал их, будь они всего лишь разбойники! Это клан аль-Аглаб, родичи Кейрин-хана. Кровная месть, обычное дело. Они не простят шаху убийство Кейрина. Шехизар просчитался или не успел. Его люди убили многих, но не всех, кого следовало.

— У них хватит людей?

— Чтобы взять посольство штурмом? Пятьдесят на пятьдесят. Если к ним примкнут другие кланы, мы, считай, уже взяты.

— Выдать им шаха?

Это я, подумал Гюнтер. Да, это я. Я предлагаю такое решение.

— Поздно, — Зоммерфельд вздохнул. — Для аль-Аглаб мы уже выбрали сторону. Я переговорил с Абд-аль-Ваккасом. Он толковый командир, всё понимает. Воины его уважают. Абд-аль-Ваккас отправил гонцов к нашим возможным союзникам. Главное, чтобы их не перехватили.

— А если перехватят?!

Нельзя сказать, чтобы Гюнтер-медик жаждал узнать ответ на этот вопрос. Но подлец-невротик вылез вперед и захватил бразды правления.

— Будем драться, кавалер. Дела плохи, но у нас найдутся кое-какие сюрпризы. Скунс с Грушей в наследство оставили. Наши техники тоже без дела не сидели.

Посол оскалился. Наверное, это была улыбка.

— …извините, Гюнтер. Случается, на меня находит.

— Пустяки. Не стоит извинений.

В буфете были заняты три столика из дюжины. К супу выдали компот из сухофруктов и лепёшку с обгорелыми краями. Гюнтер вспомнил лицо шаха — и удивился, что его не тошнит.

Доктор Ван Фрассен отщипывала корку, бросала в миску.

— Гружу всех, кто подвернётся под руку. Скверный характер, профдеформация. С возрастом и вас накроет, будьте уверены. Конечно, хорошо, что мы выжили. В Скорлупе? Под Саркофагом? Зато живые.

— Я понимаю.

— Вряд ли.

— Обижаете?

— Завидую. Для этого нужно промариноваться в аду двадцать лет. Вам известно, что ад — это мозг?

— Мозг?

— Мозг таких, как мы с вами. Аллегория сомнительная, но вы поймёте. Уж кто, как не вы! Двойной периметр обороны: ни изнутри наружу, ни снаружи вовнутрь. Вот так и Саркофаг: ни отсюда, ни сюда. А давление под скорлупой копится, растёт. Духота, теснота. Сон разума рождает чудовищ. Да, Саркофаг расширяется. Но давление в нём растёт быстрее. Когда-нибудь, через тысячу лет, всё это рванёт. К счастью, до этого катаклизма я не доживу.