Ларри Нивен - Рассказы. Часть 1

— Да. Просто невероятное зрелище. Никогда в жизни больше такого не видел. — Он задумался, потом сложил нож и бросил его в выдвижной ящик стола. — Ты — это я. Выпить хочешь?

— А ты как думаешь? Смешать?

— Я сам.

Смешивать коктейль я предоставил ему — не хочу задевать его территориальный инстинкт. Джордж взялся за «морской грог», и я счёл это за комплимент — значит, по его мнению, сегодня особый повод, заслуживающий подобных усилий. Что-то не припоминаю этой подробности о том вечере, когда я был им. Пока он работал, я обрезал соломинки, и он бросил на меня быстрый взгляд. Никто другой не мог знать, что мы любим пить грог именно так.

— Ты — это я, — повторил он, когда мы уселись в кресла и приняли немного животворной жидкости. — Но каким образом?

— Чёрная дыра. Бауэрхаус-четыре.

— А-а. — Он этого ожидал. — Значит, я вернулся. А ведь меня ещё даже не выбрали пилотом.

— Выберут.

Он глотнул из стакана и помолчал.

— Чёрные дыры, — сказал я. — Сингулярности. Звёзды, сжавшиеся в точку. Общая теория относительности предсказала их более ста лет назад. Первую чёрную дыру обнаружили в 1972 году в созвездии Лебедя, она обращается вокруг звезды класса «жёлтый гигант». Но Бауэрхаус-четыре намного ближе.

Он кивнул. Он уже слышал это пару недель назад — по собственному времени, — когда сам доктор Курт Бауэрхаус прибыл прочитать лекцию в Космический учебный центр.

— Но даже доктор Бауэрхаус, — сказал я, — не захотел говорить о том, что происходит внутри шварцшильдовского радиуса чёрной дыры. Людей вроде Бауэрхауса сингулярности раздражают.

— Не сами чёрные дыры, а перемещения во времени.

— Вряд ли. Позабудь о путешествиях во времени и взгляни на чёрную дыру. Её масса настолько велика, что после коллапса звезда сжимается в точку. Даже свет претерпевает красное смещение до нуля, если вырывается наружу. Ты можешь представить такое?

— Всё это есть в уравнениях, — пожимает он плечами. — Так сказал Бауэрхаус. Относительность выглядит странно с точки зрения здравого смысла, но любые эксперименты её подтверждают.

— Возможно, чёрная дыра есть проход в другую вселенную или в иную часть нашей. Это тоже есть в уравнениях. И можно рассчитать траекторию движения вокруг вращающейся чёрной дыры, которая выведет тебя в точку старта даже без прохода через сингулярность. Звучит достаточно безобидно, пока не начинаешь соображать, что речь идёт о «точках событий» — точках в пространстве-времени.

Он поднял стакан:

— Твоё здоровье!

— Правильно. — Я поднял свой. — Я вернулся раньше, чем улетел с Земли. И астрофизики охотнее поверят не в это, а в то, что дыра в самой теории. Сингулярности заставляют их нервничать.

— А путешествия во времени заставляют нервничать меня.

— Можешь убедиться сам. — Я постучал себя в грудь. — Это безопасно.

Сейчас он явно не нервничал. Мы сидели расслабившись, потягивали из стаканов. Давно, очень давно я не пробовал холодный, коричневый, сладкий и крепкий «морской грог».

— Ты ведь знаешь, по программе я должен только облететь дыру. И сбросить зонды.

— Знаю. Но в автопилот «Улисса» заложена команда послать один из зондов в круговое путешествие — внутрь шварцшильдовского радиуса и обратно в исходную точку события. Тебе надо лишь направить по этой траектории сам «Улисс», а не его зонд. Ошибиться невозможно. Ты вернёшься в прошлое примерно на двадцать шесть лет, и сможешь добраться до Луны на шесть месяцев раньше старта.

— До Луны? — Он поёрзал в кресле. — А не на орбиту Земли?

— Пока рано. Я спрятал звездолёт на обратной стороне Луны. От этого места я на реактивной платформе добрался до окрестностей кратера Лей, и спрятал там платформу. В Майами я прилетел на туристском шаттле. Через год я вернусь на Луну, подниму с неё «Улисса» и вернусь на Землю под приветственные крики встречающих.

— Через шесть месяцев после старта. И это докажет всем, что ты прошёл через шварцшильдовский радиус. Ведь до Бауэрхаус-четыре одиннадцать световых лет.

— Тебе никто не мешает принять собственное решение…

— Чёрта с два. Ведь ты — это я, и ты уже принял решение!

— У меня есть год, чтобы передумать. Но взгляни на проблему иначе. NASA имеет право знать, что чёрные дыры можно использовать подобным образом. Ведь поездку оплатили они. К тому же, что они смогут со мной сделать?

— Верно…

— И будь я проклят, если стану прятаться двадцать шесть лет.

— Правильно. — Он кивает. — Джж-жордж… — Он запинается, называя моё имя. — А какой во всём этом смысл?

Думаю, он уже и сам догадался.

— Акции. К счастью, ты уже играешь понемногу на бирже. Я запомнил, что случится с акциями нескольких компаний в ближайшие шесть месяцев. Так что через полгода мы станем миллионерами. Затем мы снова просмотрим пачку газет, но на этот раз запоминать будешь ты.

— А зачем? — улыбается он. — У нас и так будут деньги.

— Надеюсь, ты выпустишь в игру меня, — говорю я немного напряжённо.

Он кивает, и это меня немного успокаивает. Но из нас двоих я наиболее уязвим. Если он сделает лишь одну ошибку в программе, если Машинка Времени напечатает на сей раз новый рассказ, именно я исчезну, словно облачко дыма. Или нет? Парадоксы — штука совсем новая, и нам приходится догадываться о том, как они работают.

С Луны я вернулся под вымышленным именем Ч. Кретмастер. Под этим же именем я снял квартиру на противоположном конце города, подальше от более молодого Джорджа Кокса. Не хочу излишне раздражать его своим присутствием.

А себя я определённо раздражал — прежде, когда был им. Я опасался, что старший Джордж Кокс начнёт распоряжаться моей жизнью. Он не сделал этого — и всё же сделал. Само его существование ограничивало мою свободу не хуже тюремных решёток. И ограничивало выбор поступков. Когда дорога жизни подходила к развилке, я вынужден сворачивать сюда; все остальные пути для меня закрыты.

Сейчас через всё это проходит он. Я стараюсь не путаться у него под ногами.

Но и я до сих пор тоже прохожу через это же. Ныне я стал старшим Джорджем Коксом, но мне от этого не легче. Моя жизнь распланирована до мельчайших деталей. И свобода выбора — иллюзия свободы выбора — не вернётся ко мне раньше, чем «Улисс» не исчезнет среди звёзд. Такого я не ожидал.

В последующие пять месяцев мы встречаемся редко. Джордж, Фрэнк Кьюри и Йоки Ли почти не вылезают из тренажёров. Я живу на его зарплату, но нас это не волнует, потому что стоимость наших акций непрерывно растёт. Все операции с ними от нашего имени произвожу я. У него на это нет времени.

Это напоминает игру в покер краплёными картами. Вины я не испытываю, лишь лёгкое возбуждение. Акции перемещаются туда, куда я им приказываю — или наоборот. В прошлый раз я всё удивлялся, почему деньги не могут копиться быстрее. Теперь, занимаясь биржевыми играми сам, я это понял. Просто существует предел скорости перемещения денег, даже когда точно знаешь, куда их следует переместить.