Ларри Нивен - Рассказы. Часть 1

Всё необходимое находилось в подвале дома миссис Миллер. Большую часть я подготовил заранее. Пентаграмма на полу была исполнена двумя вечерами раньше. Я стёр её мокрой тряпкой — бывшим полотенцем, в которое был завёрнут деревянный брус. Мантия, особые свечи, листы бумаги с заклинаниями, новая пентаграмма. Работал я в полной тишине, чтобы никого не разбудить. Миссис Миллер относилась к моей работе с полным пониманием. Наклонности у неё были такие, что лет триста назад её бы сожгли на костре. Но другим жильцам требовался спокойный сон. Ровно в полночь я начал творить волшебные заклинания.

Дойдя до четырнадцатого раздела, я впервые за всю свою короткую жизнь испытал настоящее потрясение. Совершенно внезапно в пентаграмме появился демон с телом, распростёртым так, что руки, ноги и голова занимали все пять углов фигуры.

Я повернулся и бросился наутёк.

— Вернись сюда тотчас! — взревел демон.

Я остановился на середине лестницы из подвала, повернулся и спустился вниз. О том, чтобы оставить демона в подвале жилого дома миссис Миллер, не могло быть и речи. Своим зычным, как труба, утробным басом он мог перебудить весь квартал.

Он зорко следил, как я медленно спускаюсь по лестнице. Если бы не рога, демон вполне мог бы сойти за обнажённого мужчину средних лет, обритого и выкрашенного в ярко-красный цвет. Но даже будь он человеком, вам бы страстно не захотелось водить с ним знакомство. Он явно был предназначен для совершения всех семи смертных грехов. Злобные зелёные глазки, огромный, как бочка, живот обжоры. Дряблые мышцы жалкого лентяя, лицо постоянно недовольного чем-то распутника, похотливые жесты и мысли… Рога у него были небольшие, но острые, до блеска отполированные.

Он подождал, пока я совсем спущусь.

— Так-то лучше. А теперь скажи, что это вас так долго сдерживало? Доброе столетие никто не вызывал демона.

— Люди забыли, как это делается, — ответил я. — В наши дни все считают, что вам положено появляться в нарисованной на полу пентаграмме.

— На полу? Так все ждут, что я появлюсь лёжа на спине? — он был вне себя от бешенства.

Я задрожал. Моя гениальная догадка: пентаграмма — тюрьма для демонов. Но почему? Я подумал о пяти углах пентаграммы, о пяти крайних точках человека, расставившего руки и ноги…

— Так что же?

— Я сознаю, что в этом нет особого смысла, но не мог бы ты теперь исчезнуть?

Он удивлённо посмотрел на меня.

— Вы очень многое подзабыли.

Без спешки и терпеливо, как ребёнку, он начал мне объяснять, что непременно связано с вызовом демона.

Я слушал. Страх и безысходное отчаяние всё больше овладевали мною, окружающие меня бетонные стены начали терять свои очертания. «Я подвергаю опасности свою бессмертную душу» — вот над этим я никогда всерьёз не задумывался, если не считать чисто научного аспекта вопроса. Теперь же, оказывается, всё стало гораздо хуже. Если послушать демона, так моя душа уже пропала. Она пропала в тот самый момент, как мне удалось верное заклинание. Я старался не выказывать страха, но это была безнадёжная затея. Судя по огромным ноздрям демона, он наверняка должен был его учуять.

Демон закончил пояснения и ухмыльнулся, как бы приглашая обсудить подробности.

— Давайте-ка разберёмся во всём этом ещё разок, — сказал я. — У меня есть только одно желание.

— Какое?

— Если тебе это желание не понравится, мне придётся подыскивать другое.

— Верно.

— Но ведь это нечестно.

— А разве здесь кто-то что-нибудь говорил о честности?

— И кроме всего прочего, это противоречит традициям. Почему никто не слыхал о сделках такого рода раньше?

— Это стандартная сделка, дорогуша. Сделки получше мы заключали с особо отмеченными. А у других не было времени болтать из-за этой самой оговорки в отношении двадцати четырёх часов. Если они что-нибудь записывали, мы изменяли записанное. Мы располагаем властью над записями, в которых о нас упоминается.

— Вот этот пункт о двадцати четырёх часах. Если я не закажу своего желания в течение указанного времени, ты покидаешь пентаграмму и всё равно забираешь мою душу?

— Именно так.

— А если я закажу желание, ты должен оставаться в пентаграмме, пока его не исполнишь, или же до истечения двадцати четырёх часов. Тогда ты телепортируешься в ад, чтобы обо всём рассказать, после чего сразу возвращаешься за мной, снова появляясь в пентаграмме.

— По-моему, телепортация — самое подходящее слово. Я исчезаю и снова появляюсь. Тебе в голову лезут какие-нибудь миленькие мысли?

— Насчёт чего?

— Попытаюсь тебе помочь. Если ты сотрёшь пентаграмму, я смогу показаться где угодно. Если же ты её сотрёшь и начертишь снова в каком-нибудь другом месте, то мне придётся появляться только внутри неё.

С моего языка едва не слетел вопрос. Я с трудом удержался и спросил о другом.

— Предположим, я пожелаю стать бессмертным?

— Ты будешь бессмертным весь остаток положенных тебе двадцати четырёх часов, — ухмыльнулся он. Зубы у него были чёрные, как сажа. — Так что поторопись. Время не стоит на месте.

«Время, — подумал я. — Ладно. Пан или пропал!»

— Вот моё желание. Сделай так, чтобы время вне меня остановилось.

— Нет ничего проще. Посмотри-ка на часы.

Мне не хотелось отрывать от него взгляд, но он только снова оскалил зубы. А потому я и поглядел вниз.

На моей «Омеге» возникла красная отметина против минутной стрелки и чёрная — против часовой.

Когда я поднял взгляд, демон по-прежнему находился в пентаграмме, распростёртым на стене. На губах его играла всё та же самодовольная улыбка. Я обошёл вокруг него и помахал рукой перед его лицом, а когда я к нему прикоснулся, мне показалось, что я дотронулся до холодного мрамора.

Время остановилось, но демон остался на том же месте. Я испытал острое чувство облегчения.

Секундная стрелка на моих часах продолжала бег внутреннего времени. Если бы это было наружное время, я находился бы в безопасности, но это, разумеется, был бы слишком лёгкий выход из положения.

Я сам заварил эту кашу, значит, надо самому же придумать, как выкрутиться.

Я стёр со стены пентаграмму, старательно, чтобы не оставить никаких следов. Потом начертил новую пентаграмму, воспользовавшись рулеткой, чтобы провести линию как можно ровнее и сделать её как можно больше, в том ограниченном пространстве, которым располагал. Тем не менее, она оказалась всего чуть больше метра в поперечнике.

После этого я вышел из подвала.

Я знал, где расположены ближайшие церкви, хотя и не помню уже, как долго ни одной из них не посещал. Машину мою завести будет невозможно. Так же, как и мотоцикл соседа по комнате в общежитии. Окружающие меня чары были недостаточно велики. Я пошёл в церковь мормонов в трёх кварталах отсюда.