Энлиль - Спящий ветер [СИ]

- Харан... - начал было он, даже ноги опустил на пол, но продолжить ему не дали.

- Он справится, Лиам! - с нажимом повысил голос Харан. На пару мгновений залегшие на лице болезненные тени проступили отчетливее, превратив его в жутковатую маску, но наваждение почти сразу растаяло, и капитан вновь стоял перед ними умиротворенный и уверенный как в себе, так и в Рине. - Все по местам, - приказал он и возражать больше никто не посмел. Рин торопливо скатился с капитанского мостика к своему креслу.

Хитклиф устроился в самом углу рубки и молчал, а потому до сих пор оставался не замеченным, лишь теперь слегка повозился, поменял позу, и снова затих, слившись с интерьером. Как ни хотелось казаться бесстрашным и решительным, Рин замер и замялся у самого "кресла". В полевых условиях синхронизироваться ему еще не приходилось, даже последнее учебное подключение случилось пять лет назад во времена, когда Академия Ки казалась незыблемой.

- Я захватила тебе резиночку, - Анна неуверенно протянула ему раскрытую ладонь и Рин уставился на самую обыкновенную резинку для волос, оранжевую в голубой цветочек. - Харан как-то обошелся, но у тебя... - она сделала неопределенной жест свободной рукой и снова замялась. Рин демонстративно закатил глаза, мол чего взять с этих трепетных медиков, но резинку с ее ладони сгреб и, прежде чем лезть в экзоскелет, небрежно затянул волосы в высокий хвост на затылке.

- Приступим, - буркнул он. Первым делом Анна застегнула на его запястьях ремни. Холодный металл неприятно ожег кожу, но Рин даже не поежился. Он со сдержанностью и достоинством принимал выпадающие на долю Ки'пилота неудобства, предпочитая расценивать их как благородную жертву на пути к высокой цели их предназначения. Так учили в Академии. Панель под голову оказалась слишком высоко, и Рин с ревнивым неудовольствием осознал, что после капитана "кресло" еще не потрудились перенастроить. Стоит отдать должное Лиаму, он тоже это заметил и почти сразу оказался рядом. Ему пришлось взгромоздиться на табуретку, что бы достать до нужной панели, и это вызвало еще одну небольшую, но раздражающую, заминку. Лиам сноровисто крутился вокруг, что-то подкручивал в конструкции, что-то ослаблял, растягивал, максимально подгоняя под пилота. Он почти ничего не говорил, только время от времени коротко интересовался у Рина, не вызывает ли у него что-либо неудобств, в достаточной ли мере настроен тот или иной элемент "кресла". Ни малейших сомнений или волнения не отображалось на его лице, словно он всю жизнь только тем и занимался, что настраивал оборудование под Ки'пилотов. А вот у Анны, что стояла в паре шагов от них, побелели плотно сжатые губы и дрожали пальцы. Закончив настройку, Лиам посторонился, занял свое место у приборной панели, но вновь закидывать на нее ноги не стал. Анна сосредоточено нахмурилась и шагнула вперед. Она закатала его рукав, обнажив идущую от запястья до сгиба локтя полосу портов ввода препаратов и Рин почувствовал холодное, влажное прикосновение. Он не стал опускать взгляд что бы убедиться в том, что Анна дезинфицирует и проверяет дееспособность пять лет игнорируемого имплантата. Она что-то коротко и неразборчиво буркнула, но не нашла к чему придраться. С несколько чрезмерной поспешностью она подхватила с медицинского столика первую из целого ряда капсулу, надломила на ней крышку и, словно боясь ошибиться или передумать, ввела ее содержимое в верхний, у самого локтя, порт. На одно короткое мгновение Рин напрягся, а затем расслабился, откинул голову назад и прикрыл глаза. Первая ступень принесла спокойствие и легкий холодок, стремительно растекающийся по венам. Следующее касание Рин скорее угадал, чем почувствовал. На смену холоду почти мгновенно пришел огонь. Он растекся по телу, достиг самых дальних точек, пожарищем вспыхнул в мозгу и заставил забыть о материальности собственного тела - стер грань между ощущениями и осознанием реальности. Третья ступень отбросила во тьму. В жаркую, беспросветную, удушающую тьму. Эта Тьма иногда снилась Ки'пилотам в кошмарах, мучила своей безвыходностью, беспомощностью, выпивала волю и заставляла проснуться в холодном поту. Но сейчас пилот встречал ее как давнего союзника.

- Все показатели в норме, - мужской голос доносился, словно из-под толщи воды. Рин не узнавал его, не смог узнать, но не жалел об этом ни секунды. Не было и не могло быть ничего важнее, кроме этой темноты. Он больше не чувствовал касаний медика, не ощущал, как проникает под кожу очередной коктейль. Четвертая ступень накатила болью и безумием. Перед глазами вспыхнули яркие пятна, разбивая спокойствие и темноту. В мозгу зародился звон. Сперва глухой, едва заметный, он стремительно набирал интенсивность и заполнял собой все. В этот звон то и дело вплетались звуки и голоса, некогда слышанные, но позабытые, далекие, мертвые. Боль накатила снизу вверх, мучительно долго и остро, как дрожащая струна. Хотелось кричать, только вот незадача - тела больше не было.

- Наклонись! Рин, наклонись!

Он слышал голоса. Девичьи голоса. Они звенели, метались, рассыпались осколками в причудливом, искаженном калейдоскопе. Существовали ли они на самом деле? Рин слышал смех, звонкий, как весенняя капель, чувствовал касания теплого ветра. И боль. Она копилась, становилась невыносимой, и только тогда, как долгожданное избавление, в основание шеи вонзились штыри проводника. Проводник щупальцами расползся по всем закоулкам мозга, вымел оттуда боль и безумие, расставил все по своим местам. Пятая ступень. Рин жадно, судорожно вздохнул, хватая ртом воздух, и почувствовал смутное удовлетворение. Все шло правильно, так, как должно быть.

- Синхронизация семьдесят процентов, семьдесят пять, восемьдесят...

На этот раз Рин узнал голос. Негромкий, усталый, хрипловатый голос капитана. Харан рит Ороста-Сунрайя собственноручно выполнял обязанности второго медика.

- Синхронизация завершена, - резюмировал он. Анна вводила последний препарат, но Рин слышал только звук ее шагов, дыхание и шорох одежды. Шестая ступень никак не отразилась на его чувствах, но он знал, как это выглядит со стороны. Один за одним загорались огоньки на приборной панели, начинал мигать пульт управления, всплывали и закрывались информационные окна, дрожал свет. Рин висел, распятый экзоскелетом пилотского "кресла", посреди рубки, и в то же время осознавал свою неограниченность, свое величие - его было много, он был везде. Рин смотрел глазами корабля, чувствовал то, что чувствует он. По его коже стучали капли грязного терминашского дождя, двигатели ныли в предвкушении и жажде полета.

Рин открыл глаза и увидел перед собой обеспокоенно лицо Анны.

- Привет, - одними губами шепнул он. Глупая, она фыркнула и отвернулась, но Рин обращался не к ней. Корабль ответил на приветствие молчаливой, ласковой покорностью.