Джеймс Кори - Игры Немезиды

– Были сложности с подрядчиком, но, думаю, мы это уладим, – начал Холден, но тут Бобби взяла его за плечо широкой сильной ладонью и приказала:

– В медотсек.

И Наоми, опираясь на руку Алекса, направилась к лифту. Она выглядела раненой, истощенной, полуживой. Но она увидела его, она улыбнулась, и сердце у Холдена оборвалось.

Прозвучал гудок предупреждения, пошел отсчет, и вернулась сила тяжести. Наоми закашляла. Кашель был влажный, болезненный, но систему медотсека он, видимо, не заботил. Машина не годится на роль доброго доктора.

– Как ты думаешь, может, стоит вызвать медика? – спросил Холден. – Наверное, тут нужен врач.

– Прямо сейчас? – усмехнулась Наоми.

– Или попозже. На твой день рождения. Или еще когда… – Слова сыпались с языка, не задевая мозга, и Холден не пытался их удержать.

Наоми вернулась. Она здесь. Огромный страх, которого он изо всех сил не замечал прежде, затопил его и стал рассасываться. «Вот так и она себя чувствовала, – подумал Холден. – Когда я был на „Агата Кинг“, и когда летел к станции в Медленной Зоне. И когда спускался на Илос». Каждый раз, когда он думал, что защищает ее от опасности, он проделывал с ней именно такое.

– Ох, – сказал он, – ну и гад же я.

Наоми открыла щелочки глаз и слабо улыбнулась.

– Я что-то пропустила?

– Пожалуй. Просто я на минуту отлучился, но теперь снова здесь. И ты тоже, и это очень, очень хорошо.

– Дома славно.

– Но пока ты была… то есть пока мы были… Слушай, там, на Тихо, я говорил с Моникой. В смысле, я говорил с Фредом о тебе, и о нас с тобой, и о том, что я вправе знать и почему я так думаю. А Моника сказала о том, почему я лгу, и о том, что ее работа дает власть, и об этике и ответственности в ее применении. И я подумал…

Наоми подняла ладонь, наморщила лоб.

– Если ты собрался признаться, что завел роман с Моникой Стюарт, сейчас не самое подходящее время.

– Что? Нет, нет, конечно.

– Хорошо.

– Я просто думал. О многом и разном, правда. И хочу, чтобы ты знала: у тебя есть дела, в которых ты предпочитаешь не давать мне места? Так ты и не обязана рассказывать, если не желаешь. Мне любопытно, мне действительно хочется знать. Но как бы то ни было – это только меня касается, если ты не хочешь, чтобы это касалось тебя.

– Хорошо, – сказала она и снова закрыла глаза.

Холден погладил ее по руке. Костяшки были сбиты, на запястье темнел синяк.

– Твое «хорошо» значит…

– Что я тоже соскучилась и рада, что вернулась, но не мог бы ты добыть мне грушу зеленого чая или хоть что-нибудь попить?

– Да, – растерялся Холден, – да, мог бы.

– Не спеши, – сказала она, – я, наверное, посплю немножко.

Холден задержался у люка, оглянулся. Наоми смотрела на него. Взгляд был усталым, тело бессильно вытянулось, но все-таки она чуть улыбалась. И улыбка помогала увидеть, как она рада возвращению.

В камбузе перебивали друг друга полдюжины возбужденных голосов. Симфония. Примерно то же творилось в душе у Холдена. Он нырнул в дверь. Алекс, сидя на одном из столиков и задрав ноги на скамейку, разговаривал с Чавой Ломбо и Сунъю Штайнберг, разъясняя какие-то подробности скоростного переключения курса при ускорении. Чава говорила одновременно с ним, жестикулировала, наглядно изображая предмет обсуждения. Сунъю с юмором поглядывала то на нее, то на Алекса. За следующим столом сидела Бобби Драпер, а Сандра Ип и Мавра Патель нависали над ней. Бобби сменила силовой скафандр на чуточку тесноватый для нее костюм с надписью «Тахи» на спине. Поймав взгляд Холдена, она улыбнулась и махнула ему. Он помахал в ответ, но десантница уже переключилась на Сандру – покачала головой и стала отвечать на какой-то вопрос.

На Холдена хлынуло нутряное ощущение дома, семьи: восемь родителей сидят за столом со своим единственным сыном, ведут полдюжины разговоров с соседями и через голову соседей. Холден сознавал, что всегда был настроен на такой лад, и все же ощущение, что все хорошо и спокойно, прочно утвердилось внутри. Это выглядело как семья, звучало как семья, вело себя как семья. Даже новая команда, которую он не желал принимать, больше походила на приехавших погостить дальних родственников, чем на чужих людей.

Алекс спрыгнул со стола и с улыбкой подошел к капитану. Оба неловко замешкались, но все же обнялись, хлопая друг друга по спинам и хохоча.

– Отпусков больше не будет, – предупредил Холден.

– Да что ты говоришь? Неужели? – удивился Алекс. – Стоит отъехать на несколько недель, и все приходит в страшный беспорядок.

– Очень, очень верно замечено. – Холден направился к кофемашине, и Алекс последовал за ним. – Думаю, это можно оценить как худшие на свете каникулы.

– Как там Наоми?

Холден выбрал самый любимый ее чай. Машина тихонько загудела.

– Накачивают в основном физраствором. Она отослала меня за чаем, хотя, думаю, просто хотела, чтобы я не маячил над душой в попытке завязать разговор.

– Чтобы к ней вернулись силы, понадобится время.

– Умом я это понимаю, – сказал Холден, взяв грушу с чаем. От нее пахло мелиссой и мятой, хотя на корабле не было ничего, даже отдаленно похожего на травы. – Химия – великое дело, – усмехнулся Холден. – Не устаю изумляться.

– От Амоса что-нибудь было? – спросил Алекс и погасил улыбку, увидев ответ в глазах Холдена. Заговорил он почти прежним, беззаботным тоном, но Холден видел, каким усилием это дается: – Ну, ничего. Под ним не первая планета взрывается.

– Там начали составлять списки погибших, – сказал Холден. – Рано еще. На Земле все продолжает сыпаться, и много времени пройдет, пока станет лучше. Но в списках его пока нет.

– Вот и хорошо. Слушай, это же Амос. Если на Земле погибнут все до единого, он, пожалуй, сложит трупы в пирамиду и по ней вскарабкается на Луну.

– Всегда остается на ногах, – кивнул Холден.

В медотсек он возвращался уже без прежней легкости на сердце. Наоми пропала: игла, вынутая из вены, лежала на геле койки, и экспертная система звала на помощь человека. Холден, прямо с грушей в руках, заглянул в гальюн, на камбуз и только потом додумался подняться на жилую палубу.

Наоми лежала на их общей кровати, подтянув колени к груди, закрыв глаза и рассыпав волосы по гелю. Она посапывала тихонько, как маленький довольный зверек. Холден поставил чай поближе, чтобы он оказался под рукой, когда Наоми проснется.

В рубке было тихо – относительно тихо. Один из оружейников, Гор Дрога, дежурил, мониторя корабль и слушая что-то через наушники. Холден слышал только чуть смещающуюся линию басов да иногда – фразу-другую, когда Гор подпевал исполнителю. Слова звучали как французские, но таковыми не были.

Освещение притушили, свет шел большей частью от мониторов. У Холдена не оказалось под рукой наушников, поэтому он, любуясь, как берут интервью у Моники Стюарт, просто уменьшил звук. Она беседовала с человеком, находящимся на станции Лагранж‑5, но паузы, вызванные задержкой сигнала, оператор вырезал, и создавалось впечатление, что они сидят в одной комнате.