Джеймс Кори - Игры Немезиды

– Изображение сдвигается. Это она? Она шевелится?

Фред пожал плечами.

– Если шевелится, значит, она жива, так ведь?

– Возможно. Если жива, значит, она нужна им живая. И не на Тихо. Посмотри сюда.

Холден проследил за пальцем Фреда.

– Дверная рама?

– Герметизирована. Это делают перед самой отправкой. На станции, наверное, четверть миллиона таких складов, но запечатанных и готовых к отправке не больше нескольких тысяч. Кто-то хочет вывезти ее отсюда, подальше от нас.

Холден чуть перевел дыхание. Она там, она цела. Не в безопасности, но жива. Он и не догадывался, как тяжело давят ему на плечи страх и чувство вины, пока надежда не облегчила этот груз.

– Что? – спросил Фред.

– Я ничего не говорю.

– Я же слышу…

– А, – признался Холден, – я просто заметил, как каждый человек, который мне небезразличен, увеличивает число вещей, которые никак нельзя запороть.

– Тонкое наблюдение, молодец.

– Смеешься?

– Немножко. Но одновременно провожу целевой обзор плавающих у станции грузов. – Фред ткнул пальцем в большой экран. На нем тонкими линиями изображалась схема рабочей сферы Тихо. Холден по привычке стал искать глазами «Росинант». Но Фред указывал в другое место – на облачко плавающих в невесомости контейнеров. – Один из них – теплый.

Алекс провел в учебке на Гекате большую часть периода подготовки, и возвращение туда вызывало у него странное чувство. Тому было две причины. К переменам он уже привык на Марсе – там тоже исчезли старые бары, открылись новые рестораны, заброшенные площадки для гандбола превратились в административные здания… Но в коридорах, по которым он ехал сейчас на карте, его поразило другое – молодость каждого встречного. Кадеты слонялись перед баром – прежде здесь под вывеской «Стальной кактус» готовили на гриле мексиканские блюда, а теперь продавали миски с тайской едой навынос. Эти задирающие нос и выпячивающие грудь ребята походили на участников карнавала. На экранах гоняли рекламу оружия и церквей, сервиса для холостяков – в расчете на туристов и командировочных – и страховых полисов для оставшихся дома родных. Все эти предложения сулили надежность и комфорт в ненадежном мире. Алекс помнил такую же рекламу. За несколько десятков лет стиль изменился, но питалась она теми же потребностями и подспудными страхами.

Алекс в свое время носил ту же форму и так же шутил. Или похоже. Он так же со смесью страха и надежды гадал, случится ли ему после выпуска попасть в бой. И старался казаться круче, чем был, в расчете на то, что настоящая крутизна придет со временем. Он помнил, каким серьезным все представлялось им тогда. Как в тот раз, когда Престон спьяну затеял драку с Грегори, и Алекс в нее вмешался, и всех сцапала военная полиция – и были уверены, что их карьере пришел конец. Или когда Андре Говард попался на мошенничестве и с позором отправился в отставку. Им это казалось чем-то вроде смерти. Сейчас Алекс видел перед собой ребятишек, задиристых и глупых. Детей. И он сам был здесь ребенком, и свои решения принимал не от большого ума. Примерно в этом возрасте он женился на Талиссе. Они все распланировали: как он отслужит срок и вернется домой. Те планы составляли вот такие ребята. Если так взглянуть, становится понятно, что ничего не вышло.

Была и вторая причина удивляться – все здесь знали его в лицо.

Алекс остановился у чайной под названием «Шик», помнившей времена его службы. Голубой с золотом навес накрывал стеклянную дверь легкой тенью. На окнах в стиле ар-нуво виднелись блеклые, под старину, французские надписи. Владелец взывал к представлениям о старом парижском кафе, сложившимся у людей, для которых Франция была незнакомой планетой. Как ни странно, передать ощущение старины прекрасно удалось.

Внутри теснилась дюжина столиков, накрытых настоящими льняными скатертями. В воздухе висел густой запах местной «кавы» – с миндалем, корицей и сахаром. У капитана Холдена был пунктик насчет кофе, и Алекс пожалел, что тот сейчас на Тихо и не может порадоваться этому запаху. Додумать мысль ему не дал Фермин, который вскочил с места и обнял его.

– Алекс, – вскричал Фермин. – Боже мой, да ты растолстел!

– Нет, – сказал Алекс, обняв его в ответ и отстранившись. – Не я, а ты.

– А, – покивал старый друг. – Конечно, растолстел я! Забыл. Садись.

Молодой, лет восемнадцати, официант выглянул из кухни и удивленно заморгал. Его улыбка изображала привычную вежливость, но Алекс слышал, как взволнованно он затараторил, спрятавшись за дверью. Алекс решил по возможности не смущаться.

– Спасибо тебе, – начал он. – Не хотелось мне быть таким парнем, который где-то пропадает до тех пор, пока ему что-то не понадобится…

– И тем не менее, – усмехнулся Фермин. Годы выбелили короткую щетину у него на голове и сделали тяжелым подбородок. Алексу все мерещилось, что, если посмотреть краем глаза, можно углядеть спрятанного за маской остролицего парня, его бывшего сослуживца. Тот парень почти открылся в жесте, которым Фермин отмахнулся от извинений: – Пустое, счастлив помочь другу.

Официант, кланяясь, показался из кухни. В его руках исходила паром широкая чашка. Он застенчиво поставил ее перед Алексом.

– Заведение угощает, – пояснил он. – Для вас, мистер Камал.

– А, – отозвался Алекс, – спасибо.

Парень еще раз поклонился и отступил. Алекс неловко хихикнул, а Фермин ухмыльнулся.

– Брось, мог бы уже привыкнуть! Ты же Алекс Камал, первый пилот, побывавший за Кольцом.

– Нет, только первый из выживших.

– Без разницы.

– И я туда вовсе не собирался, – упорствовал Алекс. – Если бы в меня не стреляли…

– Думаешь, от этого история становится менее романтичной?

Алекс подул на чай и сделал глоток. С медом, кардамоном и еще чем-то незнакомым.

– В том рейсе всего хватало, – протянул он, – только не романтики. К тому же обычно у меня рядом капитан, отвлекает внимание на себя.

– Может, в других местах и так. Но здесь ты местный. Свой парень, добившийся успеха в большом мире.

– А я добился?

Фермин развел руками, охватив одним жестом чайную и коридор за ней, базу Геката и весь Марс.

– Я вот так отсюда и не вылезал. Дослужился до главстаршины. Два развода, парень в Верхнем университете, звонит два раза в год, когда ему нужны деньги.

– Зато, ручаюсь, в тебя реже стреляли. Это не так увлекательно, как кажется.

– Наверное, не так, – согласился Фермин. – Трава всегда зеленее…

Час или около того оба пили чай, заедая миндальным печеньем – в молодости они съели бы больше. Фермин наскоро рассказал о полудюжине общих знакомых. Чай был хорош, Фермин – весел и добродушен. Трудно сказать, чем объяснялась напавшая на Алекса меланхолия. Когда они собрались уходить, молоденький официант отказался от денег, сказав: «За счет заведения».