Ким Робинсон - Марсианская трилогия

Это была явная провокация, вызов новой системе.

– Это проверка, – пробормотал Арт, когда они пересекали площадь. – Всего лишь проверка. Будь это настоящий конституционный кризис, сигналы раздавались бы по всей планете.

Проверка. Это как раз то, чего Надя терпеть не могла. Поэтому она шла по городу в дурном настроении. И разумеется, ей не помогали яркие воспоминания о печальных днях 61-го, которые навевали площадь, бульвары, городская стена у края каньона – все такие же, какими были тогда. Воспоминания зрелых лет считаются самыми слабыми, но страх и ярость Нади были с ней, как какой-то неотступный кошмар. Она с радостью избавилась бы от них, если бы могла, но все оставалось при ней: Фрэнк исступленно стучал по своим мониторам, Саша ела пиццу, Майя гневно кричала то по одному, то по другому поводу, они напряжённо наблюдали за падающими обломками, гадая, не угодит ли один в них. Она видела Сашино тело, из ушей у неё шла кровь. Она нажала на кнопку передатчика, и Фобос был уничтожен.

Наде было очень трудно сдержать свой гнев, когда она прибыла на первую встречу с каирцами и обнаружила среди них Джеки, которая поддерживала их позицию. Джеки была беременна и уже на приличном сроке, румяная, ухоженная и красивая. Никто не знал, кто отец ребёнка, – это было её личное дело. Традиция региона Дорса Бревиа, пример Хироко – и это лишь сильнее раздражало Надю.

Встреча проходила в здании, соседнем с городской стеной, и отсюда открывался вид на лежавший внизу U-образный каньон, называвшийся Лабиринтом Нила. Внизу виднелась и вода – в широком, затянутом льдом резервуаре, прегражденном дамбой, которую отсюда не было видно, и достигающем аж Иллирийских Врат и нового хаоса пролома Комптон.

Шарлотта стояла спиной к окну, задавая каирским чиновникам те же вопросы, что только что задавала им Надя, – но, в отличие от неё, без малейшего намёка на раздражение.

– Вы всегда будете жить под куполом. Возможности сельского хозяйства будут ограничены. Зачем затапливать Маринер, если это не принесёт вам никакой выгоды?

Никто, казалось, не собирался на это отвечать. Наконец слово взяла Джеки:

– Выгоду извлекут люди, которые живут ниже, а они – часть Большого Каира. На таких высотах вода, в каком бы состоянии она ни была, – это ценный ресурс.

– Вода, свободно бегущая по Маринеру, – это вовсе никакой не ресурс, – возразила Шарлотта.

Каирцы принялись объяснять пользу от воды в Маринере. Здесь также присутствовали представители поселений, располагавшихся ниже по течению, многие из которых были египтянами, утверждавшими, что жили в Маринере несколько поколений, что жить здесь – их законное право, что эта земля – лучшая для фермерства на Марсе, что они готовы сражаться за неё и так далее. Иногда казалось, будто каирцы и Джеки защищают своих соседей, но случалось, что они говорили о своём праве использовать Маринер как резервуар. Больше же всего казалось, что они просто пытаются отстоять своё право делать все, что им заблагорассудится. Внутри Нади нарастал гнев.

– Суд вынес решение, – сказала она. – Мы здесь не для того, чтобы опять препираться. Мы здесь для того, чтобы убедиться, что оно вступило в действие.

И она покинула заседание, прежде чем кто-либо успел возразить каким-нибудь непозволительным образом.

Позже, ночью, она сидела с Шарлоттой и Артом, раздражённая до того, что не могла сосредоточиться на изысканных эфиопских блюдах, что им подали в ресторане на станции.

– Чего они хотят? – спросила она Шарлотту.

Та, с набитым ртом, пожала плечами. Проглотив, ответила:

– Ты замечаешь, что президент Марса – не такая уж влиятельная должность?

– Да, черт возьми. Такое трудно не заметить.

– Это и всего исполнительного совета касается. Более-менее реальная власть при этой системе есть разве что у природоохранного суда. Иришку поставили там во главе в рамках Широкого жеста, и она многое сделала, чтобы узаконить цели умеренных Красных и взять под контроль средние высоты. Это позволяет развиваться ниже шеститысячного лимита, но выше все строго. И все это подкреплено конституцией, так что они правы: парламент бессилен и пока ещё не отменил ни одного судебного решения. Поэтому для Иришки и всей её юридической группы первая сессия прошла с большим успехом.

– Значит, Джеки ревнует, – сказала Надя.

Шарлотта снова пожала плечами.

– Может быть.

– Ещё как может, – сухо проговорила Надя.

– Значит, как-то тут должен действовать совет. Джеки может думать, что заручится поддержкой ещё трёх членов и совет будет в её руках. Каир – это место, где она надеется, что Зейк проголосует вместе с ней из-за арабской части города. Но нужно ещё два. А Михаил и Ариадна – как раз большие сторонники локализма.

– Но совет не может отменить решения суда, – сказала Надя, – это только парламент в силах, да? Он может принять новые законы.

– Верно, но, если Каир продолжит препираться с судом, совет может приказать полиции прибыть сюда и применить силу. Вот чем должна заниматься исполнительная власть. Если совет этого не сделает, то власть суда будет подорвана, и Джеки, по сути, получит фактический контроль над советом. Убьет двух зайцев одним выстрелом.

Надя отбросила от себя кусок рыхлого хлеба.

– Да чтоб мне провалиться, если это случится! – воскликнула она.

Они посидели молча.

– Ненавижу все это, – произнесла, наконец, Надя.

– Через несколько лет у нас появится наработанная практика, – сказала Шарлотта, – инструкции, законы, поправки к конституции и все в этом роде. То, на что конституция никогда не ссылалась, что претворит её в жизнь. Как, например, должная роль политических партий. Сейчас мы как раз находимся в процессе создания всего этого.

– Может, и так, но я все равно это ненавижу.

– Подумай об этом как о метаархитектуре. Как о строительстве культуры, которая позволит существовать архитектуре. Тогда это не будет для тебя таким тягостным.

Надя фыркнула.

– Этот случай должен быть простым, – продолжила Шарлотта. – Решение вынесено, им остаётся только ему подчиниться.

– А если они откажутся?

– Значит, придётся вводить полицию.

– Другими словами, начать гражданскую войну!

– Они не станут заходить так далеко. Они подписались под конституцией, как и все остальные, а если все её поддерживают, то они становятся изгоями, как Красные экотажники. Не думаю, что они на это пойдут. Они просто проверяют предел прочности.

Шарлотту, казалось, это не раздражало. Такова уж людская природа, словно бы говорила она. Она никого не винила, не была расстроена. Очень спокойная женщина – расслабленная, уверенная, знающая. Координируемый ею исполнительный совет уже был хорошо организован, а может, и вовсе слажен. Если такие умения давал матриархат вроде того, что в Дорсе Бревиа, думала Надя, это ещё один плюс для него. Она не могла не сравнивать Шарлотту с Майей, у которой случались перепады настроения, которая впадала в тревожные состояния и вечно все драматизировала. Вероятно, это были индивидуальные качества, не зависящие от культуры. Но было бы интересно отдать больше таких должностей женщинам из Дорсы Бревиа.