Ким Робинсон - Марсианская трилогия

По мнению Нади, эта неопределенность не позволяла издавать никаких приказов относительно юга, тогда как суд должен был обработать имеющиеся данные и рассчитать модели, после чего установить уровень моря и определить все водоразделы в соответствии с ним. В частности, решить судьбу бассейна Аргир на данном этапе, не имея плана по северу, казалось совершенно невозможным. Так, некоторые призывали накачать его водой из Северного моря, если в том окажется слишком много воды, позволив тем самым избежать наводнения долин Маринер, Южной борозды и строящихся портовых городов. Красные радикалы уже угрожали построить по всему Аргиру «западнобережные поселения», чтобы упредить тем самым любое неблагоприятное действие.

Таким образом, МПС предстояло вынести решение по ещё одному важному вопросу. Он явно становился важнейшим политическим органом на Марсе, который, руководствуясь конституцией и собственными постановлениями, определял практически любые аспекты будущего планеты. Надя считала, что, пожалуй, так и должно быть – или, по крайней мере, в этом нет ничего плохого. Им нужны были решения, которые имели бы глобальные последствия, которые бы так же глобально оценивались, и к этому все сейчас шло.

Но к чему бы ни шёл суд, предварительный план по южному полушарию был хотя бы разработан. И МПС, ко всеобщему удивлению, очень скоро его одобрил – потому что, как было указано в его решении, его можно было выполнять пошагово. Так что причин откладывать начало его выполнения не было.

Арт, узнав новость, просиял:

– Теперь мы можем начинать строить водопроводы.

Но Надя, конечно, не могла. Нужно было возвращаться на встречи в Шеффилде, принимать решения, убеждать людей. Этим она и занималась, упорно исполняя свои обязанности, даже если те были ей не по душе, и со временем это выходило у неё все лучше и лучше. Теперь она знала, как можно оказывать на людей мягкое давление, чтобы добиваться своего, знала, как отдавать приказания, чтобы другие стали их выполнять. От нескончаемого потока решений её взгляды стали более острыми; она заметила, что это помогало ей, по крайней мере, сознательно придерживаться некоторых политических принципов, а не судить, следуя инстинктам. Также это помогало заводить надежных союзников, в совете и за его пределами, а не предположительно нейтральных или независимых людей. Надя обнаружила, что стала хорошо ладить с богдановистами, чья политическая философия, к её удивлению, оказалась ей ближе, чем чья-либо ещё. Её толкование богдановизма было относительно простым: во всем должна быть справедливость, как настаивал Аркадий, все должны быть равны и свободны; прошлое не имело значения; а когда старые порядки становились несправедливыми или непрактичными, нужно было изобретать новые, и это случалось довольно часто; единственное, что было важно, по крайней мере, для них, это Марс. Когда она начала использовать это в качестве руководящих принципов, ей стало легче принимать решения, видеть нужный курс и находить к нему кратчайший путь.

А ещё она становилась все более строгой. Время от времени она явственно ощущала, какой развращающей может быть власть, и её слегка тошнило от этого. Но она привыкала. С Ариадной они частенько ссорились. Надя вспоминала угрызения совести, которые преследовали её после первой стычки с молодой минойкой, сейчас они казались ей нелепыми. Теперь она стала гораздо более жёсткой и ежедневно отвечала нападками тем, кто ей перечил, рассчитывая микропорывы грубости так, чтобы сдерживать людей настолько, насколько было нужно, и выходило вполне действенно. По сути, чем больше она испускала гнева, тем лучше могла управлять людьми и использовать их для своей пользы.

Она обладала властью, и люди это знали, но власть развращала. Власть давала могущество. И сейчас Надя едва ли в чем-то раскаивалась, всё-таки люди, по большей части, заслуживали такого обращения. Они-то думали отдать это важное кресло безобидной бабульке, чтобы тем временем вести свои игры друг с другом, но она была готова скорее провалиться, чем спустить им все это с рук. Она использовала эту власть, чтобы добиться того, чего хотела сама.

Все реже и реже она замечала, как отвратительно это было. А однажды, когда заметила, после одного особенно напряженного дня, она упала в своё кресло и чуть не заплакала от переполняющего её чувства гадливости. Прошло всего семь месяцев из трёх М-лет её срока. А чем она станет к его окончанию? Если сейчас она уже привыкла к власти, то тогда, может быть, властвовать ей уже понравится.

Арт, обеспокоенный всем этим, украдкой смотрел на неё через стол, за которым они завтракали.

– Ну что ж, – произнёс он наконец, после того как она поделилась с ним этими мыслями, – власть есть власть. – Он серьёзно задумался. – Ты первый президент Марса. Так что ты в некотором роде сама определяешь, как тебе работать. Может быть, тебе стоит заявить, что ты будешь работать месяц, а потом два отдыхать – и посвятить два месяца своим делам. Что-то в этом роде.

Она, набив рот тостами, пристально на него посмотрела.

В конце той же недели она покинула Шеффилд и снова уехала на юг, присоединившись к каравану людей, которые устанавливали дренажную систему, проходя от одного кратера к другому. Каждый кратер немного отличался от остальных, но, по сути, их работа состояла в том, чтобы подобрать правильный угол выхода из его подножия и пустить в дело роботов. Кратеры Фон Кармана, Дю Туа, Шмидта, Агассиса, Хевисайда, Бьянкини, Лау, Чемберлена, Стоуни, Докучаева, Трамплера, Килера, Шарлье, Зюсса… Они устраивали водопроводы во всех этих и во множестве безымянных кратеров, хотя названия на картах появлялись даже быстрее, чем они их проходили: 85-й Южный, Сверхтемный, Дурачья надежда, Шанхай, Здесь спала Хироко, кратеры Фурье, Коула, Прудона, Беллами, Хадсона, 47 ронинов, Макото, Кино-Доку, Ка-Ко, Мондрагон. Миграция от одного кратера к другому напомнила Наде о её поездках вокруг южной полярной шапки в годы подполья, только сейчас все происходило под открытым небом, и в эти дни середины лета, почти лишённые ночей, их команда наслаждалась солнцем, отражавшимся от кратерных озер. Они проезжали неровные застывшие болота, где на солнце сверкали талая вода и луговая трава, и, конечно, как всегда, – темно-ржавые скалы, нарушавшие своим видом светлый пейзаж, но они одолевали гряду за грядой. Они проникали в глубь кратеров, прокладывали трубы и подключали к экскаваторам мобильные фабрики парниковых газов, если в скалах обнаруживались хоть какие-нибудь газы.

Но едва ли это можно считать той работой, к какой всегда стремилась Надя. Она скучала по старым временам. Конечно, управление бульдозером уже тогда не было ручным, но, когда орудуешь лезвием и переключаешь передачи, вырабатываются важные физические навыки, которые возносят процесс на куда более высокую степень вовлеченности в дело, чем эта «работа», состоящая из общения с искином, наблюдения за роботами-землекопами высотой по пояс, мобильными фабриками размером с городской квартал и горнопроходческими машинами с алмазными зубами, растущими назад, как у акулы. Все они были изготовлены из сплава биокерамики и металла, сплава более прочного, чем провод лифта, и все здесь делалось само. Это было не так, как она себе представляла.