Ким Робинсон - Марсианская трилогия

Остальные кивнули. Инженер заметил:

– Теперь мы станем соседями с теми, кто живёт на Меркурии, Уране, Плутоне.

Главный консультант пожал плечами.

– Или, раз уж на то пошло, и на Альфа Центавре. Давайте не будем за это переживать. Контакт – это хорошо. Только соединить, как сказал поэт [33] . Только соединить. Теперь они будут так соединены, что мало не покажется! – Он поднял чашку. – Ваше здоровье.

Ниргал вошёл в ритм и сохранял его на протяжении всего дня. Лунг-гом-па. Религия бега, бег вместо медитаций и молитв. Дзадзен, ка дзен. Часть ареофании, неотъемлемо связанная с марсианской гравитацией; при двух пятых g , к которым приспособилось, человеческое тело могло достичь эйфории от прилагаемых усилий. Человек, бегущий, как паломник, – наполовину поклонник, наполовину бог.

Религия, которая в последнее время приобрела немало приверженцев, бегающих одиночек. Иногда они устраивали организованные забеги и гонки – «Нитью по Лабиринту», «Ползком по хаосу», «Трансмаринерский бег», «Кругосветка». А между ними – ежедневные тренировки. Все это имело бесцельный характер – искусство ради самого искусства. Для Ниргала это было почитанием, медитацией, забвением. Его разум странствовал или сосредотачивался на теле или на пути – или просто отключался. В такие мгновения он бежал к музыке – к Баху, затем к Брукнеру, к Бонни Тиндэллу, элизийскому неоклассику, чья музыка разливалась, как дневной свет, а протяжные аккорды сменялись ровными внутренними модуляциями, похоже на Баха или Брукнера, но медленнее и ровнее, неумолимее и величественнее. Подходящая музыка для бега, хотя даже за несколько часов она совершенно не проникала в его сознание. Он просто бежал.

Приближалось время «Кругосветки», которая всегда начиналась в перигелий. Стартуя в Шеффилде, участники бежали на запад или на восток вокруг света, без наручных консолей и без какой-либо навигационной помощи, лишённые всего, кроме той информации, что давали им собственные органы чувств, имея при себе лишь небольшие сумки с едой, питьем и снаряжением. Им разрешалось выбирать любой маршрут в пределах двадцати градусов от экватора (их отслеживали по спутникам и в случае ухода из экваториальной зоны – снимали с забега) и пересекать любые мосты, включая мост через Ганг, благодаря которому маршруты севернее и южнее долин Маринер становились примерно одинаково выгодными, а количество пригодных вариантов увеличивалось приблизительно до числа самих участников. Ниргал выиграл пять из девяти предыдущих забегов – прежде всего благодаря умению выискивать маршруты, а не из-за скорости. Многие горные бегуны считали «путь Ниргала» неким мистическим достижением, нелогичной причудливостью, и в последние пару гонок его преследовало несколько человек, которые рассчитывали обогнать его перед финишем. Но он каждый год выбирал новый маршрут и не раз принимал выбор, который казался таким неправильным, что некоторые из преследователей сдавались и уходили в более перспективных направлениях. Другие не могли выдерживать темп на протяжении двухсот с лишним дней, за которые нужно было преодолеть около 21 000 километров: требовалось сохранять выдержку длительное время и принять этот темп за образ жизни. Бежать изо дня в день.

Ниргалу это нравилось. Он хотел выиграть и следующую «Кругосветку», чтобы стать победителем большинства из первых десяти. Он изучал маршрут, проверял новые пути. Каждый год появлялись новые тропы, а в последнее время стало модно устраивать лестницы в скалах каньонов, хребтов и уступов, делая их таким образом проходимыми.

Трасса, по которой он бежал сейчас, появилась уже после того, как он был здесь в последний раз; он спускался по отвесной стене провала в хаосе Ароматов, и на противоположной стене теперь была такая же трасса. Если взять путь через хаос напрямик, бежать придётся при значительном уклоне, но все более ровные пути отклонялись на север или на юг.

Новый путь проходил по угловым трещинам в глыбистой стене, и ступеньки были сложены очень ровно, как кусочки пазла, отчего ему казалось, будто он бежит по лестнице в разрушенной стене замка какого-нибудь великана. Прокладка горных дорог была искусством, которым время от времени с удовольствием занимался и Ниргал, помогая убирать вырезанные камни с помощью крана и ставить их на ступеньку ниже, – проводил многие часы в страховочном поясе, натягивал тонкие зелёные тросы, направлял крупные базальтовые многогранники. Первым строителем дорог, которого он повстречал, оказалась женщина, она прокладывала путь вдоль гребня гор Герион, тянущегося по дну каньона Ио. Ниргал помогал ей все лето, пройдя с ней бо́льшую часть хребта. Она и сейчас была где-то среди долин Маринер и строила дороги с помощью своих ручных инструментов, мощных породных пил, полиспастов со сверхпрочными канатами и вяжущих болтов, более крепких, чем сами скалы. Она заботливо собирала тротуары или лестницы из окружающих пород, и одни её дороги напоминали естественные формы рельефа, чудесным образом приходящие на помощь, другие были как римские дороги, третьи сохраняли масштаб, как у древних египтян или инков, и состояли из огромных блоков, с миллиметровой точностью разложенных по склонам и хаосам.

Триста ступенек вниз – он считал, – затем поперек дна пролома за час до заката. Над тёмными стенами светило фиолетовое небо. На дне, устланном тенистым песком, дороги не было, и он сосредоточил внимание на скалах и растениях, что были там повсюду. Пока он бежал между ними, уловил взглядом светлые цветы на верхушке бочкообразного кактуса, которые сияли, как само небо. Да и его тело тоже сияло под конец бегового дня и в преддверии ужина. Голод же терзал его изнутри, порождая слабость, которая становилась все более неприятной с каждой минутой.

Найдя лестницу на западной стене, он стал по ней взбираться, то ускоряясь, то замедляясь. Он поднимался вверх большими размеренными шагами, поворачивая то влево, то вправо, восхищаясь удачным расположением этого прохода сквозь систему трещин. Раньше ему приходилось почти все время бежать вдоль каменной стены высотой по пояс с одной стороны, прерывающейся куском голой скалы, где строителям пришлось пойти на крайность, закрепив на болтах крепкую магниевую лестницу.

Он торопливо поднялся по новой лестнице, от усталости собственные мышцы казались ему гигантскими эластичными резинками. Слева от лестницы, на отдельной плите, находился ровный участок с великолепным видом на длинный узкий каньон, простирающийся внизу. Он свернул с дороги и прекратил свой бег. Сел на камень, который был здесь вместо стула. Дул крепкий ветер, и Ниргал раскрыл свой маленький грибообразный шатёр, который в темноте казался прозрачным. Постельные принадлежности, лампа, планшет – все было поспешно извлечено из поясной сумки, где он копался в поисках еды, вещи словно отполировались за годы пользования и были лёгкими, как перышки: вся сумка весила меньше трёх килограммов. А потом он нашёл в задней части плиту на батарейках, пищевую сумку и бутылку с водой.