Ким Робинсон - Марсианская трилогия

– Ага.

Они поели в столовой аэропорта, откуда открывался вид на дугу маленькой бухты острова и громадные утёсы Шаранова, над которыми все ещё выписывали свои фигуры летуны. Они говорили о полётах и о беге, об охоте на трёх антилоп, об островах Северного моря и величественном фьорде Касэя, откуда до них доносился ветер. Они заигрывали друг с другом, и Ниргал с наслаждением предвкушал то, к чему это их вело. Такого с ним не было давно. И это тоже являлось частью возвращения в город, в цивилизацию. Заигрывания, соблазнения – как же это чудесно, когда это интересно обоим! Она казалась довольно молодой, но лицо было загорелым и вокруг глаз виднелись складки – значит, не совсем юна. Она сказала, что бывала на спутниках Юпитера и училась в новом университете Нилокераса, а теперь уже некоторое время бегала с дикими. Двадцать М-лет, наверное, или старше – теперь определять возраст было трудно. В любом случае она была взрослой: в эти первые двадцать М-лет люди получали бо́льшую часть того жизненного опыта, который им полагался, далее следовали лишь повторения. Он встречал старых дураков и молодых мудрецов примерно с одинаковой частотой. Они оба были взрослыми, ровня друг другу. И сейчас приобретали совместный жизненный опыт.

Ниргал смотрел ей в лицо, когда она говорила. Беззаботная, умная, уверенная. Настоящая минойка – темнокожая, темноглазая, с орлиным носом, выразительной нижней губой. Возможно, со средиземноморскими, греческими, арабскими или индийскими корнями – как и в большинстве случаев с йонсеями, определить было невозможно. Она просто была марсианкой, говорила на бревийском английском и смотрела на него тем самым взглядом… о, да! Как много раз это случалось в его странствиях, когда разговор в какой-то момент менял направление, и его с какой-нибудь женщиной вдруг уносили долгие и плавные обольщения, а потом ухаживания приводили их в постель или в какую-нибудь скрытую лощину в горах…

– Слышишь, Зо, – бросила женщина-мясник, проходя мимо, – идёшь с нами на перешеек предков?

– Нет, – ответила Зо.

– Перешеек предков? – спросил её Ниргал.

– Перешеек Буна, – ответила Зо. – Городок на полярном полуострове.

– А почему предков?

– Она праправнучка Джона Буна, – объяснила женщина-мясник.

– Каким образом? – спросил Ниргал, глядя на Зо.

– Джеки Бун, – сказала она. – Она моя мать.

– Ой, – только и сумел выговорить Ниргал.

Он откинулся на стуле. Ребенок, которого Джеки кормила в Каире. Теперь её сходство с матерью казалось очевидным. Он покрылся гусиной кожей, волосы на предплечьях встали дыбом. Он обхватил себя руками, задрожал.

– Должно быть, я старею, – произнёс он.

Она улыбнулась, и он вдруг осознал, что она знала, кто он такой. Она играла с ним, заводя в маленькую ловушку, – в порядке эксперимента, наверное, или назло матери, а может, по какой-то другой причине, которую он не мог вообразить. Забавы ради.

Но затем она сдвинула брови, стараясь принять серьёзный вид.

– Это не имеет значения, – сказала она.

– Нет, – ответил он. На улице их ждали другие дикие.

Часть одиннадцатая

Viriditas

Это было время разлада. Перенаселение теперь двигало всем. Общий план преодоления гипермальтузианского периода был очевиден и довольно хорошо работал. Каждое поколение было малочисленнее предыдущего, однако на Земле все равно проживало восемнадцать миллиардов человек, плюс восемнадцать миллионов на Марсе, а рождаемость непрерывно росла, и все больше людей переселялось с Земли на Марс. При этом обе планеты рыдали в один голос: хватит, хватит!

Когда земляне слышали плач Марса, некоторые приходили в гнев. Понятие вместимости существовало лишь в виде голых цифр, как изображение на экранах. Марсианское мировое правительство кое-как делало все, что могло, чтобы давать этому гневу отпор. Оно объясняло, что Марс, с его тонкой новой биосферой, не мог вынести столько людей, сколько могла приютить старая толстая Земля. Также оно превратило марсианскую ракетную промышленность в производство шаттлов и оперативно расширило программу, чтобы делать из астероидов летающие города. Эта программа стала неожиданным ответвлением того, что служило частью тюремной системы. Наказанием за серьёзные преступления на Марсе уже много лет являлось пожизненное изгнание с планеты, которое начиналось с нескольких лет заточения с принудительным трудом в каком-нибудь поселении на астероиде. После этого приговор считался отбытым, и правительству было уже безразлично, куда отправлялся изгнанник, – главное, чтобы не возвращался на Марс. Таким образом, устойчивый поток людей прибывал на Гебу, высаживался и отбывал срок, после чего отправлялся в какое-нибудь другое место, иногда на какой-нибудь малонаселенный пока внешний спутник, иногда – обратно во внутреннюю систему, но чаще всего – на одну из многочисленных колоний, что основывались в полых астероидах. Да Винчи и несколько других кооперативов создавали и распространяли программное обеспечение для запуска таких поселений, и так же поступали многие другие организации – сами программы, по сути, были довольно просты. Изыскательские команды находили в астероидном поясе тысячи кандидатов для этой процедуры, и на лучших из них устанавливали оборудование для их превращения. Затем к работе с одного из его концов приступала команда самовоспроизводящихся роботов-копателей, которые бурили породу, выбрасывая бо́льшую часть камней в космос, а остальное используя для сборки и заправки новых машин. Когда астероид становился полым, открытый конец запечатывали, и его запускали вращаться таким образом, чтобы центробежная сила создавала гравитацию, равную внутренней. Внутри этих полых цилиндров зажигались мощные лампы, которые обеспечивали освещение, равносильное уровню земного или марсианского дня, и таким же устанавливалось g . В итоге получались маленькие города с условиями как на Марсе или как на Земле, либо с какими-нибудь средними между ними или вовсе запредельными; и во многих из этих мирков ставили эксперименты с низкими g.

Эти новые города-государства заключали между собой союзы и нередко поддерживали связь со своими учредительными организациями на родных планетах, но общей системы у них не существовало. Независимые колонии, особенно те, на которых проживали преимущественно изгнанники с Марса, в первое время враждебно встречали проходящие мимо них корабли – в том числе пытаясь взимать с них пошлину, ещё и таким наглым образом, что это напоминало пиратство. Но теперь шаттлы проносились мимо поясов на очень высоких скоростях и либо немного выше, либо ниже плоскости эклиптики, чтобы избежать попадания пыли и камней, которых по мере выдалбливания новых астероидов становилось все больше. Поэтому стало тяжело требовать уплаты пошлины, не угрожая кораблям полным уничтожением, которое повлекло бы за собой тяжёлое возмездие. Так что мода на её взимание оказалась кратковременной.