Ким Робинсон - Марсианская трилогия

– Как думаешь, будет когда-нибудь марсотрясение, которое мы почувствуем? – спросил он с ухмылкой.

Остальные рассмеялись, и Айлин почувствовала, что покрылась румянцем. Это была известная шутка, и он её продолжил:

– Ты уверена, что сейсмологи не придумывают эти марсотрясения, чтобы обеспечить себя работой?

– Ты сам проводишь здесь достаточно много времени, – ответила она. – И однажды когда-нибудь щель раскроется и ты в неё провалишься.

– Это ей так хочется, – вставил Иван. Противостояние между ними, разумеется, не оставалось незамеченным.

– Так ты думаешь, когда-нибудь я смогу это почувствовать? – продолжил Роджер.

– Разумеется. Такое случается каждый день тысячи раз.

– Но это потому, что ваши сейсмологи регистрируют каждый шаг по планете. Я имею в виду что-то серьёзное.

– Ну конечно. Я даже не знаю никого, кто бы ещё больше заслуживал встряски!

– Может даже, придётся воспользоваться шкалой Рихтера, а?

Это было уже нечестно: чтобы заметить низкоинтенсивные колебания, необходима была шкала Харроу. Но позднее в этом же разговоре Айлин смогла отыграться. Шерил и миссис Мицуму спросили Роджера, где он бывал, сколько экспедиций провёл и так далее.

– Я гид по каньонам, – в какой-то момент заявил он.

– Так когда ты дорастешь до долин Маринер? – спросила Айлин.

– Дорасту?

– Ну да, это же конечная цель всех каньонщиков?

– Ну, в некотором роде…

– Тебе стоило бы поторопиться – как я слышала, чтобы их изучить, нужна чуть ли не целая жизнь, – Роджеру на вид было лет сорок.

– О, не для нашего Роджера, – вмешалась миссис Мицуму.

– Никто не может выучить Маринер, – возразил Роджер. – Они тянутся восемь тысяч километров, и от них отходят сотни боковых каньонов…

– А как же Густафсен? – спросила Айлин. – Я думала, он и ещё пара человек знают там каждый дюйм.

– Ну…

– Лучше бы тебе уже готовиться туда перевестись.

– Ну, вообще я сам люблю Фарсиду… – начал объяснять он тоном таким извиняющимся, что вся группа расхохоталась. Айлин улыбнулась ему и отошла, чтобы налить чай.

Когда всем раздали по чашке, Джон и Иван переключили разговор на другую излюбленную тему – терраформирование каньонов.

– Эта система будет такой же красивой, как Лазули, – заявил Джон. – Можете себе представить, как вода будет бежать по тем проходам, где мы сегодня шли? Везде будет расти трава, будут летать вьюрки, в трещинах поселятся рогатые ящерицы… альпийские цветы придадут всему этому какие-нибудь цвета.

– Да, здесь станет изумительно, – согласился Иван. Некоторые каньоны и кратеры были накрыты куполами из того же материала, что и шатёр, в котором они сейчас находились, и внутрь был закачан прохладный воздух, и в нем могла существовать арктическая и альпийская жизнь. Лазули был среди этих террариумов крупнейшим, но далеко не единственным.

– Мм-м, – протянул Роджер.

– Ты не согласен? – спросил Иван.

Роджер отрицательно покачал головой.

– В лучшем случае из этого может выйти только имитация Земли. Марс – он не для этого. Раз уж мы оказались здесь, нам необходимо приспособиться к тому, какой он есть, и наслаждаться им.

– О, но здесь всегда будут естественные каньоны и горы, – отозвался Джон. – На Марсе ведь столько же суши, сколько на Земле, верно?

– Ну, с натяжкой.

– Значит, понадобится несколько столетий, чтобы терраформировать всю эту территорию. А с учётом такой гравитации – этого, может, и никогда не случится. Но столетия – это как минимум.

– Да, но к этому все идёт, – сказал Роджер. – Если на орбиту вывести зеркала и взорвать вулканы, чтобы выпустить газы, это изменит всю планету.

– Ну разве это будет не чудесно! – воскликнул Иван.

– Вы же не возражаете всерьёз против того, чтобы жизнь на открытой поверхности стала возможной, правда? – спросила миссис Мицуму.

– Мне нравится то, что есть, – пожал плечами Роджер.

Джон и остальные продолжили обсуждать различные проблемы терраформирования, а Роджер, посидев с ними ещё немного, встал и ушёл спать. Ещё через час Айлин сделала то же самое, и другие последовали за ней – почистили зубы, сходили в туалет, поговорили ещё… Намного позже, когда все давно улеглись, Айлин встала у одного из краёв купола шатра и посмотрела на звезды. Возле Скорпиона ярко сияла Земля – чёткая голубоватая точка в сопровождении своего более бледного спутника, Луны. Прекрасная двойная планета в сонме созвездий. В эту ночь её охватило неодолимое желание увидеть её, побывать там.

Вдруг рядом с ней возник Джон – слишком близко, соприкоснувшись с ней плечом, поднял руку, чтобы обхватить её талию.

– Поход скоро закончится, – заметил он.

Она не ответила. Он был весьма хорош собой – орлиный профиль, чёрные как смоль волосы. Он не знал, насколько Айлин устала от таких симпатичных мужчин. Она была порывиста в отношениях, как голубь в парке, и это приносило ей немало горя. Последние её три любовника были очень красивы, а самый недавний из них, Эрик, ещё и богат. Его дом в Берроузе сложен из редких камней, как все новые дорогие дома; это настоящий замок из темно-фиолетового кремня, инкрустированного халцедоном и нефритом. Полы в замке украшали затейливые узоры жёлтых, коралловых и ярко-бирюзовых оттенков. А что за вечеринки там бывали! Пикники с крокетом в саду-лабиринте, танцы в бальном зале, маскарады по всей огромной территории… Но сам Эрик, блестящий краснобай, оказался человеком достаточно поверхностным и вдобавок распущенным, что Айлин обнаружила далеко не сразу. И это ранило её чувства. А поскольку это были уже третьи серьёзные отношения, что пошли прахом за последние четыре года, она теперь чувствовала себя уставшей и неуверенной в себе, несчастной. Особенно ей надоело то взаимное влечение, которое уже принесло ей столько боли и которое как раз сейчас старался использовать Джон.

Конечно, ни о чем из этого он не знал, когда обнимал её за талию (красноречием он явно не был наделен так, как Эрик), но она не желала прощать ему это невежество. Она размышляла, как бы подипломатичнее выскользнуть из его хватки и отойти на комфортное расстояние. Больше он пока явно не собирался ничего предпринимать, поэтому она решилась на один из своих трюков – опершись на него, чмокнула в щеку, а потом, когда он ослабил хватку, отодвинулась подальше. Но когда она приступила к маневру, панели Роджера шумно раздвинулись и тот выбрался, сонный, из своего укрытия в одних шортах.

– Ой, – пробормотал он, только заметив их. Но, различив, кто перед ним и в каком положении, добавил: – А-а. – И проковылял к туалету.

Айлин воспользовалась заминкой, чтобы ускользнуть от Джона и уйти к своей койке, которая, как Джону было прекрасно известно, служила запретной для посторонних территорией. Несколько взволнованная, она улеглась. Эта улыбка, это «а-а» – Роджер раздражал её так, что она не могла теперь уснуть. И две звезды – одна голубая, другая белая – все это время светили ей.