Ким Робинсон - Марсианская трилогия

Но время от времени Майя улавливала движения уголком глаза и вспоминала о Десмонде. Его положение было гораздо хуже, но он никогда не жаловался, верно? По крайней мере, она такого от него не слышала. И не хотела его донимать, пытаясь это выяснить. Если он приходил к ней – то и хорошо. Если нет – должно быть, наблюдал за ней из укрытия и видел то, что видел. Он знал, с какими она сталкивалась трудностями, и если бы хотел с ней поговорить, то пришел бы.

И он пришел. Бывало, она уходила в свою комнату в сводчатых отсеках, а потом и в аркаду, что построила Надя, и, когда там раздавался их условный сигнал (скрежет – стук – скрежет), она открывала дверь и он заходил к ней – маленький, темненький и пышущий энергией. Затем они общались, как всегда вполголоса, делились новостями. Он рассказывал, какие странные дела творятся в теплице – что полиандрия Хироко оказалась заразительной, что Елена и Риа тоже вступили во множественные отношения и у них образовалось нечто вроде общины. Сам Десмонд явно оставался немного в стороне – даже при том, что эти люди были единственными, с кем он общался. Он любил заходить и рассказывать все о них Майе, и, когда она ощущала течение жизни, такой обыденной и безобидной, на её лице возникала улыбка. Это помогало ей понять, что она была не единственной, кто испытывал проблемы с отношениями и что странными сейчас становились все. Все, кроме Десмонда и неё, – так казалось, когда они сидели на полу её комнаты и обсуждали всех своих товарищей. И каждый раз, когда их разговор сходил на нет, она находила причину потянуться к нему и обнять за плечи, а он мёртвой хваткой сжимал её, дрожа от энергии, будто его внутренний моторчик крутился так быстро, что ему едва хватало сил удержать его на месте. А потом он уходил. И следующие несколько дней проходили легче. Эти беседы служили для неё терапией – тем, чем должны бы стать сеансы у Мишеля, но не стали. Просто Мишеля она знала слишком хорошо, а он был слишком странным и забывался в своих проблемах.

Или не в своих. Однажды, когда они с Мишелем гуляли у соляных пирамид, которые тогда строились, он сказал что-то о странностях фермерской команды, и Майя навострила уши, думая: «Это ты ещё не все знаешь!» Но он продолжил:

– Фрэнк думает, что ими должен заниматься какой-нибудь, даже не знаю, трибунал. Потому что у них пропадают материалы, оборудование, запасы продовольствия… Они не могут нормально отчитаться перед ним о том, чем занимаются, и в Хьюстоне уже начинают задавать вопросы. Фрэнк говорит, что кое-кто там думает отправить корабль, чтобы эвакуировать всех, кто особенно много ворует. Не думаю, что это приведёт к чему-то хорошему, – у нас же и так всего хватает. Но Фрэнк… да ты сама его знаешь. Он не любит, когда что-то происходит без его ведома.

– Уж я-то в курсе, – пробормотала Майя, сделав вид, будто её как-то заботит Фрэнк. Общаясь с Мишелем, можно было изобразить что угодно – он был слишком растерян и погружен в себя.

Но после этого разговора она стала беспокоиться за Десмонда. Фермерская команда не волновала её совершенно – пусть бы их хоть повязали и отправили домой. Особенно Хироко, но вообще всех – они были такими самоуверенными и сосредоточенными на себе, будто группировка в деревне, слишком маленькой, чтобы в ней существовали группировки, хотя, конечно, группировки существовали всегда, даже в малых общинах.

Но если они получат по заслугам, в беде окажется и Десмонд.

Она не знала ни где он прятался, ни как с ним можно связаться. Но из своих разговоров с Фрэнком о делах в Андерхилле сделала вывод, что эта история с фермерской командой будет развиваться медленно. Поэтому, вместо того чтобы искать Десмонда, как тогда на «Аресе», она стала просто гулять по теплице поздно ночью, чего обычно не делала, и расспрашивать Ивао о том, чем обычно не интересовалась. И уже через несколько ночей услышала тот самый скрежет-стук-скрежет в свою дверь и, бросившись к ней, открыла её. В следующее мгновение по его скользнувшему вниз взгляду поняла, что была лишь в рубашке и нижнем белье. Впрочем, это случалось и раньше – они ведь были друзьями. Заперев дверь, она села рядом с ним на пол и рассказала о том, что слышала.

– Они правда воруют?

– О да, конечно.

– Но зачем?

– Ну, чтобы у них было кое-что своё. Чтобы иметь возможность выйти наружу и исследовать другие районы Марса, скрываясь от радаров.

– Они что, так умеют?

– Да. Я и сам с ними ходил. Они говорят, это просто вылазка в каньон Гебы, а потом заходят за горизонт и сворачивают обычно на восток. В хаос. Там красиво. Красиво, Майя, по-настоящему. Может, конечно, я так говорю потому, что долго просидел в укрытии, но мне там нравится, очень нравится. За этим я сюда и летел, и вот наконец я здесь. Это моя жизнь. И я каждый раз с трудом убеждаю себя, что надо возвращаться.

Майя пристально посмотрела на него, обдумала его слова.

– Может быть, это и нужно сделать.

– Что?

– Уйти.

– И куда я пойду?

– Не только ты – вы все. Вся группа Хироко. Уйти и основать свою колонию. Уйти туда, где Фрэнк и вся его полиция вас не найдут. Иначе вас могут поймать и отправить домой. – Она рассказала ему все, что слышала от Мишеля.

– Хмм.

– Как думаешь, вам это по силам? Спрятаться всем так же, как прятался ты?

– Может быть. В хаосах на востоке есть несколько пещерных систем, ты даже не представляешь, каких. – Он задумался. – Нам понадобится минимум вещей. И маскировка от тепловой сигнатуры. Будем топить себе воду в вечной мерзлоте. Да, полагаю, это реально. Хироко над этим уже размышляла.

– Тогда скажи ей, пусть поторапливается. Пока её не схватили.

– Хорошо, скажу. Спасибо, Майя.

В следующий раз он заскочил к ней посреди ночи, чтобы попрощаться. Они крепко обняли друг друга. Затем она притянула его к себе, и они тут же, безо всякого перехода, поснимали с себя одежду и занялись любовью. Она перекатилась, чтобы оказаться сверху, поразившись, каким он оказался лёгким, и, когда Десмонд обхватил её, они унеслись в иной мир – мир секса и дикого удовольствия. Осторожничать ей не приходилось – этот мужчина был идеальным незнакомцем, изгоем, безбилетником, а на данном этапе жизни – ещё и одним из немногих её настоящих друзей. Секс служил выражением дружбы – такое случалось с ней и раньше, не раз, когда она была молода, но она успела забыть, насколько это могло быть приятным, по-приятельски чистым, без романтики и серости.

– Давно так не было, – заметила она после.

Он закатил глаза и вытянулся, чтобы укусить её за ключицу.

– Много лет, – сказал он радостно. – Последний раз – когда мне было лет пятнадцать, наверное.

Рассмеявшись, она придавила его собой.

– Вот подлиза! Наверняка же твоя Хироко не уделяет тебе достаточно внимания.