Ким Робинсон - Марсианская трилогия

Когда опустилась темнота и в чёрном небе засверкали звезды, он обнял её и чмокнул в щеку, собираясь уже выйти, но она схватила его и они занялись любовью так страстно, что ей самой в это не верилось. Казалось, будто она очнулась от многолетнего сна. Прежде чем вновь предаться своему одиночеству, она смеялась, кричала и стонала, испытывая оргазм. Заходилась в ритмичных криках свободы.

– Заходи в любое время, – пошутила она, когда он, наконец, собрался уходить. Они рассмеялись, и он вышел, больше не оглядываясь.

Она медленно поехала назад в Лоу-Пойнт. На душе у неё было тепло. Она повидалась с Койотом, своим безбилетником. Своим другом.

Той ночью и во многие последующие она сидела в маленькой гостиной с Олегом, зная, что вскоре его бросит. Они съедали свой ужин, а затем она садилась на пол, по привычке прислоняясь спиной к стене, и они смотрели новости по «Мангалавиду», потягивая узо [14] или коньяк. Её переполняли сильные, но смутные чувства – всё-таки это была её жизнь: вечера с Олегом, одинаковые неделя за неделей, год за годом, но вскоре этому предстояло закончиться навсегда. Их отношения разладились, хотя сам он не был плохим человеком и им когда-то было хорошо друг с другом – уже почти пять лет, целая жизнь вместе. Но скоро это должно было закончиться. И она чувствовала печаль за Олега и за себя – просто за эту потерю времени, за крушение одной жизни вслед за другой. А что, сам Андерхилл уже исчез навсегда! Хоть в это и было трудно поверить. Сидя теперь в этом маленьком мирке, что они построили себе с Олегом и вот-вот собирались разрушить, она ощущала такую боль, какой не чувствовала никогда. Даже если она не бросит его, все разрушится и так – ведь больше никогда не будет вечеров, когда она не ощутит этой меланхолии, этой ностальгии по ускользающему настоящему.

Многие годы спустя она помнила это болезненное время очень отчётливо, будто в каком-то смысле покинула своё тело и наблюдала за собой со стороны. Даже удивительно, насколько значительными могли быть иногда такие тихие моменты, как она чувствовала их силу, будто находясь в эпицентре бури, которую создала сама, – и все это происходило так быстро, что она жила, практически ничего не осознавая.

И когда они с Джоном прошли терапию и возобновили свои отношения, все стало хорошо, как никогда. Но потом его убили, восстала и пала революция – для неё эти события происходили будто во сне – в кошмаре, где сильнее всего пугала её неспособность должным образом воспринимать окружающий мир. Она присоединилась к Фрэнку и изо всех сил старалась сдержать надвигающуюся бурю, но та наступила все равно. Десмонд появился из дыма на поле боя и спас их во время падения Каира, и она вновь увидела Мишеля. Они пустились в отчаянное бегство по долинам Маринер, и тогда утонул Фрэнк, а остальные скрылись в ледяном убежище на дальнем юге – и все это происходило с такой быстротой, что Майя едва успевала что-то понимать. Лишь потом, в долгих сумерках, когда она жила у Хироко, – все обрушилось на неё сразу – скорбь, ярость… тоска. Вместе со случившимися несчастьями пропали и многие люди. Времена, когда она была полна жизни, пусть и не осознавая это, теперь прошли и остались только в воспоминаниях. Она ощущала происходящее лишь потом, когда это уже не приносило ей никакой пользы.

И так, будто в спячке, Майя провела в Зиготе несколько лет. Она учила детей и не обращала внимания на Хироко и остальных взрослых. По сравнению со всеми ними даже бездушный вид Сакса раздражал её меньше. И она жила в своей круглой комнате на бамбуковом дереве, держась сама по себе, и учила юное поколение эктогенов.

Однако время от времени к ним захаживал Койот, так что у неё был хоть кто-то, с кем можно было общаться. Когда он появлялся, она улыбалась и вновь наполнялась жизнью. Тогда они выходили гулять по берегу озера вдоль рощицы Хироко, к реактору и обратно, ступая по замерзшему колосняку. Он рассказывал ей о том, что происходило в остальном подполье, она ему – о детях и тех членах первой сотни, кто ещё был жив. Это был их собственный маленький мир. Как правило, они не спали вместе, но раз или два сделали это, просто поддавшись нахлынувшим чувствам, следуя своей дружбе, которая означала для них нечто большее, чем просто физическое совокупление. Потом он уходил, не прощаясь больше ни с кем другим.

А однажды покачал головой:

– Тебе не стоит ограничиваться только этим, Майя. Вокруг тебя – огромный мир, который ждёт, когда ты предпримешь следующий шаг.

– Он может подождать и ещё.

В другой раз спросил:

– Почему бы тебе не сойтись с мужчиной?

– С кем?

– Это тебе лучше знать.

– То-то и оно.

Больше он к этой теме не возвращался. И никогда не вмешивался.

Затем Сакс уехал в то место, которое Десмонд называл полусветом, и Майю это обеспокоило и, чего она сама не ожидала, опечалило. Она считала, что Саксу нравилось учить детей вместе с ней. Хотя по нему, конечно, сказать было трудно. Но в том, что он изменил лицо, чтобы уехать из Зиготы на север, она чувствовала некий упрек. Она чувствовала себя лишь крохотной частичкой его планов, которая осталась одна в этом убежище, когда вокруг был целый мир, непрерывно меняющийся. К тому же она скучала по нему – по его сдержанности и странному образу мыслей, будто он был большим гениальным ребёнком или представителем иного, родственного человеческому вида приматов – Homo scientificus , «человек учёный». Она скучала по нему. И постепенно приходила к ощущению, что для неё настал час выйти из спячки и начать новую жизнь.

В этом ей помог Десмонд. Он заявился после необычно долгого отсутствия и попросил Майю уйти с ним.

– Прилетел человек из «Праксиса», с которым я хочу поговорить. Ниргал думает, он может быть кем-то вроде посредника, но я точно не уверен.

– Давай, – согласилась Майя, довольная предложением.

Собрав вещи за полчаса, она была готова уйти навсегда. Подошла к Наде и попросила её сказать остальным, что уходит, и та кивнула:

– Хорошо-хорошо, тебе это правда нужно. – Она всегда была для неё как сестра и ко всему подходила ответственно.

– Да-да, – резко ответила Майя. Когда она вышла в гараж, увидела Мишеля, который собирался выйти в дюны, и окликнула его. Он покинул Андерхилл не попрощавшись, и с тех пор она не могла этого забыть, так что отвечать тем же Майе не хотелось. Она вышла к тому месту, где начинались первые дюны.

– Я ухожу с Койотом.

– Ну вот, ещё и ты! Вернешься?

– Посмотрим.

Он пристально посмотрел на неё.

– Что ж, хорошо.

– Тебе тоже стоит отсюда выбираться.

– Ну… теперь-то, наверное, да.

Он смотрел на неё с серьёзным, даже важным видом. «Может, это с Мишелем как-то были связаны дела Десмонда?» – подумала она.