Ким Робинсон - Марсианская трилогия

– Их слишком много. – Он махнул рукой. – Мы можем склонить большинство к разумному поведению.

– Правда? И как же?

– Ну, во‑первых, всегда можно пригрозить им Красными. Они же до сих пор существуют и занимаются своими делами. Пытаются всеми силами сорвать процесс терраформирования. Мы можем использовать это в наших интересах.

И они проговорили о политике, пока небо за окнами не окрасилось серым, а обрывчатая птичья песнь не переросла в щебечущее многоголосие. Майя все старалась его разговорить. Десмонд прекрасно знал все фракции, существовавшие на Марсе, и порой выдвигал здравые идеи. Она находила все это чрезвычайно интересным. Они разработали стратегию. К завтраку у них уже родился план, который стоило воплотить в жизнь, как только наступит подходящий момент. Десмонд улыбнулся:

– Даже спустя все эти годы мы до сих пор думаем, что можем спасти мир.

– Да, можем, – согласилась Майя. – Или могли бы, если бы другие делали то, что мы им скажем.

Вскоре проснулся Мишель: его разбудил запах и треск жарящегося бекона, донесшиеся до спальни, а также негромкое пение Десмонда – он напевал что-то в стиле калипсо [16]. Майю разморило тепло, ей хотелось спать и есть. В тот день ей предстояла тяжёлая работа, но это её не пугало.

6. ПОТЕРЯТЬ ЕГО

Жизнь продолжалась. Она жила с Мишелем, работала, любила, боролась со своими недугами. И бо́льшую часть времени была всем довольна. Но иногда могла и пожалеть о давно угасших искрах истинной страсти, пусть даже они всегда были дикими и изменчивыми. Порой она думала, что была бы счастливее, если бы Джон остался жив – или будь рядом Фрэнк. Или если бы её партнёром стал Десмонд – если бы, пока они оба были свободны, они вступили бы в какую-нибудь прерывистую моногамию, как аисты, и из года в год встречались бы после своих путешествий и миграций. Они не пошли по этому пути, и все сложилось иначе.

Но жизнь продолжалась и без этого, и они медленно двигались вперёд, все сильнее отдаляясь друг от друга, – не потому, что чьи-то чувства угасали, а просто оттого, что они видели друг друга слишком редко и их мысли занимали другие люди и другие дела. Типичная история: вы продолжаете жить, близкие вам люди делают то же самое, а жизнь отводит вас друг от друга, так или иначе, – работа, партнеры, что угодно, – и спустя какое-то время, когда их нет рядом, когда они не присутствуют физически, любить их можно лишь как какие-нибудь воспоминания. Так случается, когда вы привыкаете их любить и помните ту любовь, а не чувствуете её, как тогда, когда они были реальной частью вашей жизни. Только находясь с партнёром рядом, можно по-настоящему сохранить любовь. Но даже в этом случае вы можете от него отдалиться – приобрести разные привычки, увлечься разными мыслями. И если так происходит с теми, с кем вы спите, то что уж говорить о тех друзьях, чья жизнь продолжается где-нибудь в другой части света. В конце концов вы их теряете, и ничего поделать с этим нельзя. Сохранить отношения можно только с партнёром, а партнёр может быть лишь один. Если бы они с Десмондом когда-либо имели такую связь – кто знает, что случилось бы дальше. Сейчас от их далёкой дружбы остались лишь угольки, хотя могло сложиться так, что между ними, будто из открытой кузницы, не переставали бы носиться искры. Она могла бы заставлять его содрогаться одним своим касанием. Иногда она вспоминала, как любила его, – и это чувство казалось тогда таким сильным, что она думала, оно никогда не иссякнет.

А порой, очень редко, она получала лёгкие намеки на то, что Десмонд чувствовал нечто похожее, – и это было прекрасно. Так, спустя много лет, в один вечер, когда Мишеля не было в городе, Десмонд пришел и позвонил в звонок. Они вышли и спустились вдоль обрыва на набережную. Они шли совсем одни, держась за руки, вдоль кромки моря Эллады, и Майя думала, как здорово снова вот так ходить вместе. Они зашли в закусочную и там согрелись, сидя за заставленным стаканами и тарелками столиком. Она любила таких мужчин, как он, – своих друзей.

На этот раз он просто заскочил мимоходом и собирался сесть в поезд до Сабиси. Поэтому после ужина она поднялась с ним под ручку на станцию, и, когда они пришли, он улыбнулся и сказал:

– Я должен рассказать тебе мой последний сон про Майю.

– Сон про Майю?

– Да. Они бывают у меня раз в год или около того. Вообще мне все наши снятся. Но этот забавней всех. Мне приснилось, что я ехал в Андерхилл на какую-то конференцию по экономике дарения или вроде того. И когда приехал, вдруг – какое совпадение! – увидел, что ты тоже там была, на конференции по гидрологии. Но это ещё не все: ты жила в той же гостинице…

– Гостинице в Андерхилле?

– Во сне это был такой же город, как и все остальные, с небоскребами и кучей гостиниц. Конференц-центр или вроде того. Так вот, мы не просто оказались в одной гостинице: плюс ко всему нам по ошибке забронировали один и тот же номер! Мы радостно встретились в холле, потому что не знали, что оба окажемся в городе, но про номер не знали, пока не поднялись и не увидели свои ключи. Тогда мы, как люди рассудительные, вернулись к стойке, чтобы объяснить, что возникла ошибка…

Майя фыркнула на это, чувствуя, как её рука непроизвольно сжала его чуть крепче, и он, ухмыльнувшись, отмахнулся от неё второй рукой.

– Но когда мы подошли к стойке, ночной администратор посмотрел на нас так же, как ты смотришь на меня сейчас, и сказал: «Слушайте, вы двое, я Купидон, бог любви, и я допустил эту ошибку нарочно, чтобы дать вам шанс неожиданно оказаться вместе, так что давайте поднимайтесь в номер, развлекитесь как следует и больше мне не перечьте!»

Майя громко рассмеялась, и Десмонд прыснул вслед за ней.

– Чудесный сон, – проговорила Майя, после чего остановила его и взяла за обе руки. – А потом что?

– А, ну потом я проснулся! И смеялся так сильно, прям как сейчас. Я кричал: «Нет, нет, я ещё не хочу просыпаться! Сейчас только начинается самое интересное!»

Она снова рассмеялась и сжала его руки.

– Нет, самое интересное уже позади.

Он кивнул, и они обнялись. Затем подоспел его поезд, и он сел в вагон.

VI. Четыре теологических пути

1. НЕ ТУДА

Ранний подъём по внутренней стороне западной стенки кратера Кроммелин. Трамвай до Пузырей, заезд по одной из самых крутых дорог кратера, затем вдоль обрыва к водоему на Перине, спуск по следующей трассе и ещё пара километров пешком по кольцевой дороге, чтобы вернуться к трамваю.

Но в то утро шёл сильный дождь и стелился туман, было не слишком ветрено, и я, не пройдя и ста метров от места, где поворачивал трамвай, заблудился. Я пошёл, как мне думалось, по тропе, но она почти сразу исчезла. Тогда я, вместо того чтобы вернуться назад, посчитал, что дорога лежала справа от меня, и свернул туда, но найти её не смог. Зная, что все дороги – за исключением тех, что заканчивались обрывом, – вели в Кроммелин, я решил пробираться вверх в надежде выйти в конце концов на дорогу. При этом у меня в поле зрения постоянно находилась, по-видимому, старая дорога – три-четыре шага к пролому в стене, протяженное углубление, несколько сломанных ветвей и – чего больше всего – прямоугольные отметки на деревьях, сделанные серой краской. Похожие на те, что можно заметить на деревьях в киммерийском лесу. Я удивился, что кто-то выбрал для этого серую краску, и сперва принял её за лишайник, но нет – она была похожа на краску, как бы близко я её ни рассматривал и даже когда попробовал соскрести пальцем. Честное слово, это была краска, и её распылили на уровне груди или головы так, чтобы составить грубую, но более-менее определимую линию вдоль склона. Последний же представлял собой неровную, с множеством уступов стену кратера, густо заросшую деревьями, а за ней – ещё несколько старых обветренных валов и голые стенки, которые приходилось обходить, чтобы найти место, где через них можно перелезть. Я посчитал, что, где бы ни росли деревья, я смогу там взобраться, и, пригибаясь под ветвями, двинулся по тем склонам, где деревья пробивались сквозь брекчиевидную поверхность. Дождь никак не унимался, поэтому, когда меня обливал душ с веток, я этого даже не замечал. Что вызывало у меня беспокойство, так это то, что лежало под ногами, потому что влажный ковёр из листьев был довольно опасен, если идти по нему под уклоном.