Ким Робинсон - Марсианская трилогия

Сверху прилетел большой гидроцилиндр и врезался вертикально слева от них, отчего их подбросило в воздух. Такого он не ожидал.

А затем наступила тишина. Они простояли на месте с минуту, а затем Бун пошевелился. Он обливался потом: дно шахты со своими 49 градусами Цельсия было самым жарким местом на Марсе, хотя на них были гермокостюмы, которые работали на охлаждение. Он шагнул, чтобы помочь Окакуре подняться на ноги; тот, судя по всему, мог подняться и сам, вместо того чтобы вынуждать гири [53] Джона ему помогать. Если Бун верно трактовал суть этого понятия.

— Давай посмотрим, — сказал он.

Окакура поднялся, и они снова пошли по густому чёрному базальту. Шахта была глубоко пробурена в твёрдой коренной породе — сейчас она тянулась примерно на двадцать процентов всей глубины литосферы. На дне было так душно, будто костюмы не имели никакой изоляции. Подаваемый воздух приятной прохладой овевал Буну лицо и наполнял лёгкие. Очерченное тёмными стенками шахты розовое небо казалось слишком ярким. Солнечный свет, доходя до стены, озарял небольшой участок в форме конуса. В середине лета солнце могло висеть круглые сутки — нет, они находились к югу от Тропика Козерога. И здесь, внизу, царила вечная тень.

Они приблизились к месту крушения. Как оказалось, это был автоматизированный самосвал, из тех, что поднимали камни вверх по спирали, вырезанной в стене шахты. Обломки машины валялись вперемешку с крупными булыжниками; некоторые отлетели на сотню метров от места, где это случилось. Дальше чем через сто метров мусор попадался редко; пролетевший мимо них цилиндр, судя по всему, был запущен под некоторого рода давлением.

Груда магния, алюминия и стали — все было ужасно покорежено. Магний и алюминий частично расплавились.

— Как думаешь, он свалился с самой вершины?

Окакура не ответил. Бун пристально на него смотрел, но тот старательно избегал его взгляда. Вероятно, был напуган. Джон заметил:

— По-моему, прошло добрых тридцать секунд между тем, как я его заметил, и тем, как он упал.

При трёх метрах в квадратную секунду, или около того, этого более чем достаточно, чтобы достичь равновесной скорости. А значит, упасть он должен был где-то при двухстах километрах в час. Сказать по правде, не так уж и много. На Земле он долетел бы вдвое быстрее и вполне мог их задеть. Джон быстро проводил расчёты. Когда он увидел самосвал, тот, возможно, был примерно в середине шахты и мог лететь уже некоторое время.

Бун медленно прошёлся между стеной и грудой металла. Самосвал упал на правый бок, а левый, хоть и помялся, был ещё узнаваем. Окакура, взобравшись по нему на несколько шагов, указал на чёрный участок за левой передней шиной. Джон подошёл к нему, соскоблил металл ногтем пальца своей перчатки. Черное вещество сходило, словно это была сажа. Взрыв нитрата аммония. Корпус машины в том месте вогнулся так, будто по нему ударили молотом.

— Мощность была приличная, — заметил Джон.

— Да, — сказал Окакура и прочистил горло. Он явно напуган. Что ж, первый человек на Марсе чуть не погиб под его шефством, равно как и он сам, но кто знал, что испугало его сильнее? — Такая, что хватило, чтобы столкнуть самосвал с дороги.

— Ну, как я уже говорил, сообщения о саботаже поступали и раньше.

Из-за забрала было видно, что Окакура нахмурился.

— Но кто мог это сделать? И зачем?

— Не знаю. У кого-нибудь в твоей команде есть психологические проблемы?

— Нет.

Окакура старался не выдавать никаких эмоций. В каждой группе, состоящей более чем из пяти человек, у кого-нибудь всегда есть психологические проблемы, а в промышленном городке Окакуры проживало пятьсот человек.

— Это уже шестой случай, что я видел, — сказал Джон. — Но так близко смотреть ещё не приходилось. — Он усмехнулся, вспомнив похожую на птицу точку в розовом небе. — Не думаю, что стоило большого труда прикрепить бомбу к самосвалу перед тем, как он сюда спустился. И включить счетчик времени или высоты.

— То есть ты говоришь о радикалах. — Теперь Окакура выглядел более спокойным. — Мы слышали о них. Но это… — он пожал плечами, — безумие.

— Да, — Джон осторожно слез с разбитого самосвала. Они прошли по дну шахты к машине, на которой спустились. Окакура, переключившись на другую частоту, переговаривался с теми, кто находился наверху.

Джон остановился возле ямы, чтобы в последний раз осмотреться. Гигантскую шахту было трудно охватить взглядом; приглушённый свет и вертикальные линии вызвали у него в памяти образ кафедрального собора, но любой из когда-либо построенных соборов поместился бы на дне этой огромной дыры, как кукольный домик. Думая об этом сюрреалистичном масштабе, он сощурился и понял, что уже слишком долго стоит так, наклонив голову.

Они подъехали к первому лифту по дороге, вырезанной в боковой стене, вышли из авто и забрались в кабину. Двинулись вверх. Им пришлось семь раз выходить и пересекать дорогу, чтобы попасть в следующие лифты. Света все прибавлялось, и теперь освещение сильнее напоминало обычное дневное. Поперек шахты было видно, где в стене тянулась двойная спираль двух дорог — будто размеченная на огромном винтовом отверстии. Дно шахты исчезало во мраке, и Джону не удавалось разглядеть даже самосвал.

В последних двух лифтах они поднимались сквозь слой реголита — сначала мегареголита, похожего на потрескавшуюся коренную породу, а затем и обычного, чьи камни, гравий и лёд скрывались за бетонной прослойкой — гладкой изогнутой стеной, напоминающей дамбу и наклоненной так сильно, что последний лифт, по сути, представлял собой поезд, двигавшийся с использованием реечной передачи. Ускорившись в этой гигантской трубе — канализации Большого человека, как выразился Окакура по пути вниз, — они, наконец, оказались на поверхности и увидели солнце.

Бун выбрался из кабины и посмотрел вниз. Сдерживающая реголит прослойка походила на внутреннюю стену очень гладкого кратера с двухколейной дорогой, уходящей спиралью вниз, — только дна у этого кратера не было. Это был мохол. Джон, глядя в шахту, мог видеть довольно мало: стены окутывал мрак, и лишь одна спиральная дорога подсвечивалась, отчего чудилась отдельной лестницей, спускающейся сквозь пустое пространство к самому ядру планеты.

Три исполинских самосвала медленно поднимались на землю, уже находясь в последней части пути, полностью загруженные чёрными булыжниками. Как сказал Окакура, в последнее время путь со дна шахты занимал у них пять часов. Как и многое в этом проекте, они очень малую часть времени находились под присмотром — как при производстве, так и при эксплуатации. Жители городка занимались только их программированием, размещением, ремонтом и устранением неполадок. Плюс теперь уже безопасностью.