Ким Робинсон - Марсианская трилогия

Танцующие намеревались заворожить его. Джон знал, что в некоторых других мусульманских культах адепты завораживают себя самобичеванием. Кружиться было куда лучше: он танцевал, вклинивался в пение на общей частоте, ритмично дыша и что-то бормоча. Затем он неосознанно начал добавлять в этот поток звуков разные названия Марса, невнятно вставляя их под такт песни.

— Аль-Кахира, Арес, Барам, Касэй, Маадим, Маджа, Мамерс, Мангала, Ниргал, Окакух, Хармахис, Храд, Хуо Синь, Шалбатану, Симуд и Тйу.

Он заучил их много лет назад, чтобы хвастаться на вечеринках; теперь же сам удивился, как ритмично они звучали, как слетали с его губ и помогали придать устойчивости его вращению. Остальные смеялись над ним, им его импровизация, должно быть, нравилась. Он чувствовал себя опьяненным, по всему телу разносились ноющие ощущения. Он много раз повторил свой список, а потом оставил только арабское название:

— Аль-Кахира, Аль-Кахира, Аль-Кахира… — затем, вспомнив перевод, что ему дал один из голосов, стал напевать: — Ана аль-Хакк, ана аль-Кахира. Ана аль-Хакк, ана аль-Кахира. — Я Бог, я Марс, я Бог…

Суфисты быстро присоединились к его напеву, превратив его в безумную песнь, и в блеске вращающихся шлемов он замечал их ухмылки. Они кружились со знанием дела, вырисовывая на ходу расставленными пальцами арабески из красной пыли. Теперь они касались и его кончиками пальцев, провожая или даже настойчиво толкая его так, чтобы он вписался со своими неуклюжими поворотами в их узор. Он выкрикивал названия планеты, и люди повторяли за ним, словно они вели какой-то загадочный диалог. Они напевали на арабском, санскрите, языке инков все названия Марса, сливая их в единую гущу, создавая многоголосную музыку, красивую и странную. Эти названия пришли из времён, когда слова имели дивное звучание и обладали некой силой: напевая их, он явственно это ощущал. «Я буду жить тысячу лет», — подумал он.

Когда Джо наконец прекратил танцевать и присел, чтобы просто наблюдать за остальными, то почувствовал дурноту. У него плыло перед глазами, штуковина в среднем ухе кружилась, как шарик в рулетке. Все действо дрожало так, что нельзя было сказать, была ли тому виной клубящаяся пыль или что-то внутри него, но, как бы то ни было, он просто таращил глаза на то, что находилось перед ним. Кружащиеся дервиши… на Марсе? Что ж, в мусульманском мире их течение считалось отклонением от нормы, с редкими в исламе экуменическими чертами. А ещё они были учёными.

Выходит, таков был его путь в ислам, его тарикат , и их дервишские обряды, похоже, могли превращаться в ареофанию, как сейчас, когда повторяли его напев. Он встал, пошатываясь, и внезапно осознал, что не нужно было ничего придумывать с чистого листа, достаточно было создать нечто новое сочетанием лучшего из того, что было прежде. «Любовь, задев во мне струну…» У него кружилась голова. Все смеялись над ним, но не давали упасть. Он говорил с ними, как обычно, надеясь, что они сумеют его понять.

— Мне нехорошо. Кажется, меня сейчас вырвет. Только скажите мне, почему мы не можем оставить все земное, забыть о нем? Почему не можем придумать новую религию? Поклоняться аль-Кахире, Мангале, Касэю?

Они со смехом занесли его обратно в здание.

— Я серьёзно, — сказал он; перед глазами у него все плыло. — Я хочу, чтобы вы, ребята, это сделали, чтобы ваши танцы тоже тут были. Я уверен, именно вы должны придумать эту религию, вы уже этим занимаетесь.

Но рвота в скафандре была чревата, и они лишь улыбались ему и торопливо несли его в свой жилой отсек, сделанный из упавшего камня. Там, когда его рвало, женщина придерживала его голову, мелодично приговаривая на субконтинентальном английском:

— Король попросил своих мудрецов изготовить для него такую вещь, которая радовала бы его, когда он печалился, и печалила, когда он радовался. Те посовещались и вернулись с кольцом, на котором стояла гравировка: «И это пройдёт».

— И уйдёт в никуда, — проговорил Бун. Он лежал на спине, над ним все кружилось. Это было неприятно, учитывая, что он хотел, чтобы все замерло. — Но чего вы хотите добиться здесь? Зачем прилетели на Марс? Вы должны рассказать мне, что вам здесь надо.

Они отвели его в общий зал, принесли чашки и заварили ароматический чай. Головокружение ещё не прошло, даже несмотря на то, что он видел клубящуюся за окнами пыль.

Одна из пожилых женщин, что сидела возле него, взяла чайник и наполнила его чашку до краёв. Поставив чайник, она указала ему жестом, чтобы он налил и ей. Джон так и сделал, несколько неуверенно, после чего чайник пошёл по рукам и каждый наполнял чашку своего соседа.

— Так мы начинаем каждую трапезу, — объяснила женщина. — Это малый знак того, насколько мы едины. До того, как ваш мировой рынок захватил все что можно, мы изучали старинные культуры из тех времён, когда существовало множество разных форм обмена. Некоторые из них были основаны на дарении. Видишь ли, у каждого из нас есть подарок, бесплатно данный нам вселенной. И каждый из нас с каждым выдохом отдает что-то взамен.

— Похоже на уравнение экологической эффективности, — заметил Джон.

— Может, и так. Как бы то ни было, вокруг идеи дарения создавались целые культуры — в Малайзии, на северо-западе Америки, среди многих примитивных племен. В Аравии мы дарили воду или кофе. Пищу и кров. И что бы вам ни дарили, вы не должны были оставлять это себе, а дарить, когда наставал ваш черёд, и желательно с надбавкой. То есть вы работали для того, чтобы иметь возможность отдавать больше, чем получали. Теперь мы считаем, что это могло бы лечь в основу достойной экономики.

— Как раз это говорили Влад и Урсула!

— Может, и так.

После чая ему стало лучше, и вскоре он вновь ощутил равновесие. Они говорили о многом другом — о великой буре, о базе, на которой они жили. Позднее в тот вечер он спросил их, не слышали ли они о Койоте, но те покачали головами. Им была известна история о создании, которое называли «скрывающимся», последнем выжившем из древней марсианской расы. Это было сморщенное существо, которое скиталось по планете и помогало тем, кому грозила опасность, — странникам, марсоходам, поселениям. В прошлом году его видели на водной станции на Великой Северной равнине, когда после ледопада отключилось электричество.

— А это не Большой человек? — спросил Джон.

— Нет, нет. Большой человек — он большой. А скрывающийся — такой же, как мы. Его народ подчинялся Большому человеку.

— А, понятно.

Но на самом деле он не понимал. Если Большой человек олицетворял собой сам Марс, то историю о скрывающемся, возможно, распространила Хироко. Сказать наверняка было нельзя. Ему нужен был фольклорист или знаток мифов, кто-то, кто сумел бы рассказать ему, как рождались истории, — но у него были лишь эти суфисты, странно ухмыляющиеся, которые сами вполне годились в персонажи историй. Его сограждане на этой новой земле. Он рассмеялся. Они, смеясь вместе с ним, уложили его спать.