Ким Робинсон - Марсианская трилогия

— Вообще-то возможно, — не согласилась Надя.

— Нет. Конечно, сейчас мы видим свидетельства нашей силы, она нас окружает, мы даже устали от этого окружения. А видеть — значит верить. Даже если у тебя нет воображения, ты видишь, какой силой мы обладаем. Может, именно поэтому в последнее время все становится таким странным, все говорят то о собственности, то о суверенитете, дерутся, предъявляют претензии. Люди грызутся, как боги на Олимпе, а все потому, что мы стали такими же могучими, как они.

— А то и более могучими, — добавила Надя.

Он ехал дальше, по горам Геллеспонт, изогнутой гряде, окружающей бассейн Эллада. Однажды ночью, пока он спал, марсоход каким-то образом сошёл с ретрансляторной дороги. Он проснулся и различил в пыли, что оказался в узкой долине между двумя невысокими скалами, образовавшимися при типичном расширении оврагов. Он подумал, что, двигаясь дальше по долине, снова попадёт на дорогу, поэтому решил не менять направления. Но дно долины нарушили тянущиеся поперек неглубокие канальцы, и Полин остановила, развернула марсоход и стала пробовать другие ответвления, следуя своему алгоритму поиска пути. Но она тормозила то перед ущельем, то перед скалой, возникающими из мрака. Когда Джон не выдержал и взял управление на себя, стало ещё хуже. В стране слепых трон принадлежит только автопилоту.

Но постепенно он приблизился к устью долины, где, как показывала карта, проходила ретрансляторная дорога, которая затем спускалась к другой, более широкой долине. И он, успокоившись, остановился на ночь, уселся перед телевизором и принялся ужинать. «Мангалавид» впервые показывал представление эолии, построенной в Лабиринте Ночи. Эолия оказалась небольшим зданием с щелями, которые свистели, ухали или скрипели в зависимости от угла и силы ветра, проникающего в них. Для премьеры к обычному ветру, что дул вниз по склону, добавили ещё несколько нисходящих порывов, и получилась музыка — скорбная, яростная, нестройная или неожиданно гармоничная. Может, это было лишь игрой воображения, но определённо не было простой случайностью. Почти алеаторная эолия, как сказал комментатор.

А затем начались земные новости. О существовании геронтологической терапии узнали чиновники из Женевы, и новость за один день разнеслась по всему миру. Теперь по этому вопросу шли горячие обсуждения в Генеральной Ассамблее. Многие делегаты требовали, чтобы терапия проходила с соблюдением основных прав человека, гарантированных ООН, и финансировалась развитыми странами, а сбор средств начался незамедлительно, чтобы затем обеспечить всем равный доступ к терапии. Тем временем поступали и другие сообщения: некоторые религиозные лидеры, включая папу римского, выступали против терапии, возникали массовые беспорядки, некоторые медицинские центры были повреждены. Правительства пришли в смятение. Все лица в телевизоре выражали гнев и требовали перемен. Наконец, Джона передёрнуло от их различий, ненависти и отчаяния, и он выключил телевизор. Он уснул, но хорошо выспаться в ту ночь ему не удалось.

Ему снился Фрэнк, когда какой-то звук его разбудил. Это был стук в лобовое стекло. Посреди ночи. Не успев как следует проснуться, он запер шлюз и, сев, подумал, как быстро отреагировал. Когда он этому научился? Он потёр челюсть и переключился на общую частоту.

— Эй, здесь кто-нибудь есть?

— Марсиане, — ответил мужской голос. У него был английский акцент, но Джон не узнавал этого человека. — Мы хотим поговорить.

Джон встал и выглянул через лобовое стекло. Ночью в вихрях бури почти ничего не было видно. Но ему показалось, что он заметил какие-то фигуры во тьме внизу.

— Мы просто хотим поговорить, — повторил голос.

Если бы его хотели убить, они могли бы взорвать марсоход, пока он спал. Да и ему не верилось, что кто-либо желал ему навредить: для этого не было никаких причин!

И он впустил их.

Их было пятеро, все мужчины. В поношенных, грязных прогулочниках, залатанных лоскутами из материала, не предназначенного для такой одежды. На гермошлемах не было распознавательных знаков, вся краска содрана. Когда они стали их снимать, Джон увидел, что один из них азиат, молодой, лет восемнадцати на вид. Пройдя вперёд, юнец уселся на водительское сиденье и склонился над штурвалом, чтобы получше рассмотреть приборную панель. Второй оказался невысоким чернокожим мужчиной с узким лицом и длинными дредами. Он сел на мягкую скамью напротив кровати Джона и стал дожидаться, пока остальные тоже поснимают шлемы. Затем они присели на корточки, внимательно уставившись на Джона. Он никогда не видел никого из них прежде.

Узколицый произнёс:

— Мы хотим, чтобы ты замедлил скорость иммиграции. — Это его голос он слышал, когда они были снаружи. Теперь его акцент походил на карибский. Он говорил тихо, почти шёпотом, и Джон понял, что отвечать надо тоже тихо.

— Или остановить её, — добавил молодой человек, сидевший на водительском сиденье.

— Заткнись, Касэй, — узколицый не сводил глаз с лица Джона. — Слишком много людей прибывает сюда. И ты это знаешь. Они не марсиане, их не заботит то, что происходит здесь. Они хотят пересилить нас, и вас тоже. И ты это знаешь. Мы понимаем, что ты пытаешься обратить их в марсиан, но они прибывают слишком быстро. Чтобы справиться с ними, нужно только замедлить приток.

— Или остановить его.

Мужчина закатил глаза, гримасой взывая к пониманию Джона, словно желая сказать: «Молодёжь — что с неё взять?»

— Я ничего не могу сказать о… — начал Джон, но мужчина его оборвал.

— Ты не можешь их защищать. Ты — это сила, и ты на нашей стороне.

— Вы от Хироко?

Молодой щёлкнул языком по небу. Узколицый ничего не ответил. Четверо пристально смотрели на Джона, пятый упорно смотрел в окно.

Джон спросил:

— Это вы устроили саботаж в мохолах?

— Мы хотим, чтобы ты положил конец иммиграции.

— Я хочу, чтобы вы положили конец саботажным действиям. Из-за них здесь становится только больше людей. И полиции.

Мужчина внимательно его разглядывал:

— Почему ты думаешь, что мы держим связь с саботажниками?

— Найдите их. Ворвитесь к ним среди ночи.

Мужчина улыбнулся.

— С глаз долой — из сердца вон.

— Это необязательно.

Они определённо пришли от Хироко. По принципу бритвы Оккама не могло существовать больше одной скрытой группы. Или могло? Джон почувствовал головокружение и подумал, что они, возможно, добавили что-то в воздух. Выпустили какой-нибудь наркотический аэрозоль. Он чувствовал себя странно: все казалось нереальным и походило на сон. Ветер обдувал марсоход снаружи, посылая к нему потоки эольской музыки, похожие на странное протяжное уханье. Голова у Джона работала медленно и тяжело, ему хотелось зевать. «Точно, — подумал он, — мне это снится, а я все ещё пытаюсь встать».