Айзек Азимов - Лакки Старр и пираты астероидов [litres]

Неудивительно, что Верзила прыгал от радости, взойдя на «Метеор» и сбросив космический костюм.

– Великий космос, – воскликнул он, – как хорошо, что я избавился от той лоханки! Что мы сделаем с нею?

– Я попросил послать за нею корабль с Цереры.

Церера находилась за ними в ста тысячах миль. Внешне она равнялась половине Луны, видимой с Земли. Верзила с любопытством спросил:

– Почему бы тебе не ввести меня в курс дела, Счастливчик? Почему вдруг изменились планы? Я должен был лететь один.

– У нас нет координат астероида, – ответил Дэвид. Он кратко пересказал события предшествовавших нескольких часов.

Верзила свистнул.

– Куда же мы направляемся?

– Точно не знаю, – ответил Счастливчик, – но начнем мы с того места, где должен был бы находиться астероид отшельника.

Он взглянул на приборы и добавил:

– И двигаться будем быстро.

Он знал, что такое быстро. Ускорение росло, с ним росла и скорость «Метеора». Старр и Верзила лежали в диамагнитных креслах, откинувшись, и растущее давление равномерно распределялось по поверхности их тел. Концентрация кислорода в каюте повысилась, ею управлял чувствительный прибор; таким образом, дыхание людей стало менее глубоким без недостатка кислорода. На обоих были g-каркасы, легкие и не мешавшие движениям; под давлением растущей скорости они становились жесткими и защищали кости, особенно позвоночник, от повреждений. А нилотексовый пояс предохранял внутренние органы. Все эти приспособления были разработаны специалистами Совета Науки и позволяли «Метеору» развивать ускорение, на двадцать – тридцать процентов большее, чем у новейших кораблей флота. В данном случае ускорение, хотя и очень большое, было вдвое меньше того, что мог позволить корабль.

Когда скорость выровнялась, «Метеор» находился в пяти миллионах миль от Цереры, и если бы Дэвид и Верзила захотели взглянуть на нее, то обнаружили бы, что Церера превратилась в светлое пятнышко, менее яркое, чем многие звезды. Верзила сказал:

– Послушай, Счастливчик, я давно хочу тебя спросить. С тобой ли твой сверкающий щит?

Старр кивнул, и лицо Верзилы стало грустным.

– Почему же тогда ты, глупый бык, не брал его с собой, когда отправился на охоту за пиратами?

– Он и тогда был со мной, – спокойно ответил Старр. – Я не расставался с ним с того дня, как мне его дали марсиане.

Счастливчик и Верзила знали (впрочем, никто в Галактике, кроме них, этого не знал), что марсиане, о которых упомянул Дэвид, – это не фермеры и скотоводы Марса. Это раса нематериальных существ, прямых потомков древнего разума, обитавшего на Марсе задолго до того, как он потерял почти весь свой кислород и воду. Выкопав огромные пещеры под поверхностью планеты, марсиане конвертировали выбранные кубические мили в энергию и запасли эту энергию на будущее, и теперь жили в полной изоляции. Они оставили свои материальные тела и воплотились в чистую энергию, и человечество не подозревало об их существовании. Только Счастливчик Старр проник в их крепости и в качестве сувенира получил то, что Верзила назвал сверкающим щитом. Раздражение Верзилы увеличивалось.

– Но если он был у тебя с собой, почему ты его не использовал? Что случилось?

– Ты неправильно представляешь действие щита, Верзила. Он не всемогущ. Он не может накормить меня и вытереть мне губы, когда я наемся.

– Я видел, что он может. Он многое может.

– Да, может. Он поглощает энергию любого типа.

– Например, энергию выстрела из бластера. Ты ведь не станешь этого отрицать?

– Нет, признаю, что бластеров я не боюсь. Щит поглотит и потенциальную энергию, если тело не слишком велико или мало. Например, нож или обычная пуля не пройдут сквозь него, хотя пуля свалит меня с ног. Но хорошая кувалда пройдет через щит, и даже если не пройдет, ее инерция раздавит меня. Более того, молекулы воздуха проходят сквозь щит, как будто его нет, потому что они слишком малы. Я тебе это говорю, чтобы ты понял: если бы на мне был щит и Динго сломал бы мою лицевую пластину, когда мы болтались в космосе, я бы умер. Щит не помешал бы воздуху улетучиться в долю секунды.

– Если бы с самого начала использовал его, у тебя не было бы никаких проблем, Счастливчик. Помнишь, как было на Марсе? – Верзила усмехнулся при этом воспоминании. – Он сверкал вокруг тебя, будто из дыма, только прозрачного, так что ты был виден в тумане. Было видно все, кроме лица. Вместо него – полоска белого пламени.

– Да, – сухо отозвался Дэвид, – я испугал бы их. Они стреляли бы в меня из бластеров, а я оставался невредим. Тогда они все ушли бы из «Атласа», отвели бы его на десять миль и взорвали. И я был бы мертв, как камень. Не забудь, что щит – это только щит. Он не наступательное оружие.

– Ты не будешь больше его использовать? – спросил Верзила.

– Когда будет необходимо. Но только тогда. Если я буду использовать его слишком часто, эффект будет потерян. Станут известны его слабости, и я буду более уязвим, чем без него.

Старр изучил показания приборов и спокойно сказал:

– Готовься к новому ускорению.

– Эй… – начал Верзила. Но тут его толкнуло назад, на спинку кресла, перехватило дыхание, и он не мог говорить. В глазах стоял красный туман, кожа оттягивалась назад, как будто хотела обнажить кости. На этот раз «Метеор» шел на полном ускорении.

Оно продолжалось пятнадцать минут. К концу их Верзила едва не потерял сознание. Потом напряжение спало, и он начал возвращаться к жизни. Дэвид тряс головой и переводил дыхание. Верзила заговорил:

– Эй, это вовсе не забавно.

– Знаю, – ответил Счастливчик.

– Но в чем дело? Разве нам не хватало скорости?

– Не совсем. Но теперь все в порядке. Мы от них оторвались.

– От кого?

– От тех, кто за нами следовал. За нами следовали с той самой минуты, Верзила, как ты ступил на борт «Метеора». Взгляни на эргометр.

Верзила посмотрел. Эргометр напоминал тот, что был на «Атласе», только по названию. На «Атласе» находилась примитивная модель, предназначенная для того, чтобы уловить пульсацию гиператомных двигателей и запустить шлюпки. Эргометр на «Метеоре» мог уловить пульсацию двигателя маленькой шлюпки на расстоянии в два миллиона миль. Даже теперь линия на разграфленной бумаге вздрагивала еле заметно, но периодически.

– Это ничего не значит, – возразил Верзила.

– Но значило. Посмотри сам. – Старр развернул цилиндр бумаги, прошедшей иглу указателя. Колебания стали глубже, характернее. – Видишь, Верзила?

– Может быть любой корабль. Церерский фрахтер.

– Нет. С самого начала он следовал за нами, и точно следовал, а это значит, что на нем тоже хороший эргометр. К тому же ты когда-нибудь видел такой рисунок?

– Точно такой – нет.