Алан Дин Фостер - Колодец

Научно-исследовательский комплекс почти не изменился с той поры, в которую Бостон дневал и ночевал на космодроме, заменившем ему дом и семью. Нет, отличия, конечно, были, но только в мелочах. Он отметил свежую краску на зданиях, улучшенную планировку ландшафта, выросший, как на дрожжах, новый корпус проекта «Минерва — Глубокий Космос» и протянувшуюся по всему периметру административного здания застекленную обзорную галерею для туристов и официальных посетителей.

Лоу знал, что до старта «Минервы» пройдет минимум два десятилетия, и не раз спрашивал себя, доживет ли он до этого события. Успех проекта зависел от двух факторов: завершения русскими постройки ракетоносителя нового поколения «Протон-3» и размеров бюджета НАСА. По искреннему убеждению Лоу, с научными проблемами бороться было не в пример легче, чем с непредсказуемыми капризами выделяющих ассигнования конгрессменов. «Впрочем, — напомнил он себе, — мне до всего этого уже нет никакого дела».

Далеко на горизонте виднелись очертания двух стартовых платформ. Сам корабль пока находился в сборочном цехе, где его проверяла и готовила к старту целая армия инженеров и техников. Хотя конструкция любого выводимого на орбиту шаттла состояла из стандартных, взаимозаменяемых блоков и деталей, с каждым кораблем были связаны свои суеверия, о которых лучше всех знали те мужчины и женщины, которым приходилось на нем летать. Больше всех верили в приметы пилоты. Не был исключением и Лоу — пока не отделялась последняя ступень, он никогда не произносил названия пилотируемого им корабля. Умом Лоу понимал, что в наш просвещенный век верить в приметы — ребячество, а для специалиста с его репутацией так и просто стыд. И все-таки. Он совершил уже пять космических полетов, два из них — командиром экипажа, и сумел благополучно вернуться домой, последний раз — прямо-таки чудом. Нет, просвещение просвещением, но и менять устоявшийся стиль поведения без особых причин не стоило.

Обслуживающий персонал и многочисленные гости, связанные и не связанные с космическими исследованиями, узнавали его в лицо. Первые, приглядевшись, кивали и деликатно отворачивались. Последние — осаждали с бесцеремонностью и назойливостью навозных мух. Для них он был героем «Энтерпрайза». Со всех сторон слышал одно и то же: «Ой, не могли бы вы расписаться здесь для моего маленького сынишки (дочурки, племянницы, племянника, тети Клотильды), коммандер Лоу». Как ни странно, спокойствие, с которым он воспринимал атаки охотников за автографами, вовсе не было напускным. Лишь изредка он незаметно вздыхал, хорошо зная, что подавляющему большинству этих листочков, программок, открыток предстоит печальная участь — они будут годами пылиться в дальних ящиках комодов и сервантов. И все-таки он заставлял себя быть безукоризненно вежливым со всеми просителями.

Стоит ли говорить о том, что Лоу всеми способами пытался отвертеться от участия в церемонии торжественных проводов? К сожалению, в этом пункте Пейдж и К° оказались непреклонными: «Ты должен присутствовать лично, старина»; «Твое участие повышает доверие к проекту»; «Твоя личность вселяет оптимизм в окружающих!». Черт побери, неужели они не в состоянии понять, что ему легче вести корабль в условиях сплошной облачности, чем поглощать бутерброды-канапе на фуршетах, и проще составить рапорт о причине отказа оборудования, чем вести светскую беседу?! Светская беседа, светское общество… Придурки! Стиснув зубы, он шагнул в банкетный зал.

Огромное помещение было забито ведущими специалистами различных программ, работниками космодрома, примазавшимися к ним и желающими примазаться, привилегированными и друзьями привилегированных, ведущими промышленниками или их замами и, естественно, целым легионом вездесущих высоколобых журналистов, на словах проявляющих горячую любовь к исследованиям космического пространства, на деле же готовых в любую секунду изменить космической теме в угоду какому-нибудь нашумевшему убийству, особенно если в нем замешана пара-тройка знаменитостей. Присутствовали здесь и несколько известных писателей-фантастов, они главным образом пытались подцепить кого-нибудь из молодых женщин, большинство из которых годились им в дочери. Ну и конечно же на приеме было столько сенаторов и конгрессменов, что их вполне хватило бы для обеспечения кворума на заседании одного из основных комитетов.

Ощутив себя лишним, как папоротник на склоне Эребуса, [4] Эребус — действующий вулкан в Антарктиде. Лоу протиснулся к барной стойке. Плотность толпы играла ему на руку: никто не обращал на него внимания. Даже бармены, озабоченные откупориванием бутылок и подсчетом чаевых, его игнорировали. Очутившись в безопасной гавани, Лоу позволил себе немного расслабиться. Пришлось, правда, кое-кому улыбнуться и пожать руку, но все-таки здесь, у бара, было намного спокойней, чем на большинстве из подобных мероприятий после полета «Энтерпрайза». Время от времени возле него мелькали знакомые лица: инженеры, программисты, техники, другие специалисты, с которыми ему когда-то доводилось работать или общаться. Единственное, что омрачало Бостону удовольствие снова видеть этих людей, — это откровенный восторг в глазах каждого. От такого повального восхищения Лоу всегда испытывал неудобство. Наверное, так чувствует себя человек, надевший туфли на пару размеров меньше положенного.

Знакомые лица будили воспоминания. Не все из них были приятными. Воспоминания о тяжелой работе и бесконечных днях на орбите, воспоминания о принесенных жертвах, душевных и телесных. Но были и другие — воспоминания о ни с чем не сравнимых мгновениях гордости за хорошо сделанное дело, с которым лучше тебя не справится никто на свете. Воспоминания о еще живущих и давно ушедших друзьях, воспоминания о давних шутках и ожесточенных спорах.

Эксперименты, техническое обслуживание спутниковой аппаратуры, выходы в открытый космос… «Это же так просто в условиях невесомости!» — махнет рукой простой обыватель. Простой обыватель не знает, да и не может знать, как с уменьшением нагрузки на тело увеличивается нагрузка на мозг. Бывая в космосе, Лоу порой ощущал себя сплошной мозговой массой в сто восемьдесят фунтов. А головная боль в полете… Не мелкое неудобство, как на Земле, а очень серьезная штука, грозящая фатальными последствиями.

Нет, гораздо полезней для здоровья использовать для повседневных нужд комплекс мышц, кровеносных сосудов и нервных волокон. Перегруженному мозгу давно пора дать отдохнуть. Собственно говоря, весь последний год он именно так и поступал. Все же шимпанзе в этом отношении намного счастливее человека! На эту мысль Лоу натолкнуло поразительное сходство некоторых присутствующих на приеме с ближайшими генетическими родственниками «гомо сапиенс». Он поразвлекался немного, выискивая в толпе подходящие объекты для сравнения. Как правило, сравнение было не в пользу представителей человечества. Шимпанзе по крайней мере врать не умеют.