Гарри Гаррисон - Плененная Вселенная [сборник]

— Что за болезнь поразила его так внезапно? — спросили снизу.

Итцкоатл медлил с ответом, его указательный палец с черным ногтем поглаживал кровавое пятно на его одеянии.

— У него была ссора с одним человеком, — ответил он наконец. Толпа погрузилась в молчание. — Мы заперли этого человека, чтобы позже допросить, а потом убить. Он безумен или одержим демоном. Мы узнаем это. Он не ударял Китлаллатонака, но, возможно, поразил его каким-нибудь проклятием. Имя этого человека — Чимал.

Эта новость заставила людей тревожно зашевелиться и отпрянуть назад. Они по-прежнему держались вместе, но уже поодаль от Квиах, как будто ее прикосновение могло отравить. Мать Чимала стояла в центре расчищенного пространства с опущенной головой, сцепив перед собой руки — маленькая одинокая фигурка.

Так проходил день. Солнце поднималось все выше, а люди продолжали ждать. Квиах тоже ждала, но отошла немного в сторону от толпы, туда, где могла быть одна; никто не заговаривал с нею, даже не смотрел в ее сторону. Некоторые люди сидели на земле, переговаривались тихими голосами, другие ненадолго уходили в поле, но тут же возвращались. Деревни стояли пустыми, и очаги гасли один за другим. Порывы ветра приносили с собой жалобный вой собак, просивших еды или питья, но никто не обращал на это внимания.

К вечеру было сообщено, что к первому священнику вернулось сознание, но он все еще находится в опасности. Он не мог двинуть ни правой рукой, ни правой ногой и с трудом говорил. Когда солнце покраснело и стало клониться к холмам, напряжение толпы возрастало. Когда же солнце совсем исчезло, люди Заахила неохотно поспешили к своей деревне, им надо было пересечь реку до наступления темноты, ибо именно в это время по ней гуляла Коатлики. Они не будут знать, что случится в храме, но, по крайней мере, будут спать в эту ночь на своих циновках. А у жителей Квилапа была впереди вся долгая ночь. Они сделают пуки из соломы, лепешки, зажгут факелы. Хотя детей покормили, никто из взрослых весь день ничего не ел — страх убил их голод.

Трещащие факелы отгоняли ночную тьму, некоторые люди дремали, но немногие. Большинство сидело и наблюдало за храмом. До них долетали голоса молящихся священников, а бой барабана, сотрясающий воздух, казался биением сердца храма.

Этой ночью Китлаллатонаку не стало лучше, но и хуже ему не стало. Он жил и смог сотворить утреннюю молитву; в течение грядущего дня священникам предстояло избрать на торжественной церемонии нового первого священника и произвести все соответствующие церемонии. Все будет как надо. Все должно быть так, как надо.

Когда появилась утренняя звезда, среди наблюдавших произошло движение. На этой планете заря почиталась, и то была еще одна возможность для священников воззвать к помощи Каитзилопоктли, Могущественному Колдуну. Лишь он мог успешно бороться с силами тьмы, и с тех самых пор, как он начал род ацтеков, он с успехом наблюдал за ними. Каждую ночь они обращались к нему с молитвами, а он отвечал им раскатами грома, боролся с ночью и звездами и побеждал их, те отступали, и снова могло подняться солнце. Каитзилопоктли всегда приходил на помощь людям, хотя надо было ублажать его жертвами и молитвами. Не является ли доказательством тому каждодневный восход солнца? Истинные молитвы — вот что самое важное — истинные молитвы.

Только первый священник мог произносить эти молитвы.

Мысль об этом никем не высказывалась, но она была с людьми всю ночь. Когда из храма появились священники с зажженными факелами, освещая путь для первого священника, страх этот все еще был здесь. Первый священник вышел медленно, поддерживаемый двумя молодыми священниками. Он подскакивал на левой ноге, а правая волочилась за ним. Его подвели к алтарю и держали, пока совершался обряд жертвоприношения. На этот раз в жертву были принесены три индейки и собака, потому что требовалась большая помощь. Одно за другим вырывались сердца и помещались заботливо в сжатую левую руку Китлаллатонака. Его пальцы сжались еще крепче, пока между его пальцами не потекла кровь и не закапала на камень, но голова его была наклонена под странным углом, а рот открылся.

Настало время молитвы.

Бой барабанов и пение прекратились, тишина сделалась полной. Китлаллатонак открыл рот шире, и жилы на его шее напряглись: он силился заговорить. Вместо слов у него вырвался хриплый надтреснутый звук, а с губ закапала и побежала длинной струйкой слюна.

Он сделал над собой еще большее усилие, еще плотнее сжал руки и попытался выдавить слова из неповинующегося горла, и лицо его покраснело от этого усилия. Должно быть, он переусердствовал, ибо внезапно дернулся от боли, как будто в него воткнули что-то острое, и обмяк.

После этого он уже больше не шевелился. Итцкоатл подбежал к нему и приложил ухо к груди старика.

— Первый священник умер, — сказал он, и эти ужасные слова услышал каждый.

Дикий вопль потряс толпу собравшихся, и по ту сторону реки, в Заахиле, его услышали и поняли, что он означает. Женщины прижимали к себе детей и рыдали, а мужчины застыли в ужасе.

Стоящие у храма ждали, надеясь, хотя надежды не было, глядя, как утренняя звезда поднимается все выше в небе, все выше с каждой минутой. Вскоре она находилась уже высоко, так высоко, как они никогда раньше не видели, потому что в любой другой день она терялась в свете поднимающегося солнца.

Значит, в этот день не возникнет сияния на восточном горизонте. Будет лишь все покрывающая тьма.

Солнце не взойдет.

На этот раз крик, вознесшийся над толпой, был криком страха, а не боли. Страха перед богами, перед тем, что они могли поглотить весь мир. Может ли случиться так, что ночь добьется в темноте полной власти и больше никогда не будет света? Сможет ли новый первый священник верно произнести слова молитвы, чтобы вернуть к жизни дневной свет?

Они вскрикнули и побежали. Некоторые факелы погасли, и паника в темноте стала еще большей. Люди падали, их топтали, и никому не было до этого дела. Это могло быть концом света.

Глубоко внизу, под пирамидой, Чимал был пробужден от тревожного сна криками и звуком бегущих ног. Слов он различить не мог. В отверстии вспыхивал и исчезал свет факелов. Он попытался перевернуться, но обнаружил, что едва способен двигаться. Теперь его руки и ноги затекли. Он был связан, как ему казалось, уже давно, и вначале боль в его запястьях была почти непереносимой. Но потом пришло онемение, и он просто перестал чувствовать свои конечности. Он лежал так, связанный, весь день и всю ночь, и испытывал страшную жажду. И он испачкался, совсем как ребенок — ничего другого он сделать не мог. Что же там произошло? Внезапно он почувствовал огромную усталость и пожелал, чтобы все было кончено и поскорее бы он умер. Маленькие мальчики не спорят со священниками. И мужчины — тоже.