Нил Эшер - Темный разум

— Поиск даст тебе все дозволенное. Полагаю, ты нагонишь время.

Знал ли Боб мою историю, догадался ли о моих намерениях? Мне хотелось продолжить расспросы, но, пожалуй, действительно требуется больше информации, прежде чем определиться с курсом. Одно казалось почти неизбежным — стремление к мести. Мне нужно будет придумать, как уничтожить вышедший из–под контроля ИИ, занесенный в черный список Государства. Я снова сел, вскинул руки над голографическим пультом — и тут же отдернул их. Новые воспоминания грозили обернуться новым кошмаром. И в глубине души я понимал, что встреча с ними станет нелегким испытанием…

Я очнулся в полной темноте, подвешенный вниз головой, с ощущением, что меня только что протащило через прокатный стан. Во рту пересохло, но жижа, сочащаяся из питьевой трубки скафандра, отдавала мочой. Лицо болезненно зудело, вероятно, из–за ожога от вспышки, излучение которой не смог поглотить защитный козырек. Двигаться не хотелось, я ведь понимал, что, должно быть, не ощущаю и сотой доли истинных повреждений. То, что я вообще остался жив — после нахождения в зоне многочисленных ударов мегатонных ПЗУ, — граничило с чудом.

Я висел, покачиваясь, и слышал, как что–то шевелится рядом, хотя вся электронная начинка скафандра, кажется, перегорела. Что происходит? Так, явился Государственный истребитель, устроил бомбардировку, стер дивизию Бернерса с лица планеты… Ничего не понимаю, разберусь позже, бессмыслица какая–то. Взрывная волна или огненная буря подхватили меня, и теперь… я вишу вверх тормашками. Может, меня зашвырнуло на дерево? Нет, здесь, на Панархии, деревья не растут. Ну, по крайней мере в нашей местности.

Что–то, пискляво взвыв, задело мою лодыжку, и ноге тут же стало холодно. Потом тонкий визг раздался возле другой ноги, и ее пронзила резкая боль; я дернулся, потом что–то сжалось вокруг моей шеи и потянуло — под непрекращающееся завывание в районе ног. Я почувствовал, что с меня спадает скафандр, и понял, что кто–то его режет, чтобы меня вытащить. Защитное снаряжение грубо содрали с ног, бедер, туловища, потом дело дошло и до рук. Глаза застила пелена, но я различил яркий луч, скользнувший по лицевому щитку. Потом стрекот взбесившегося кузнечика ударил по барабанным перепонкам, перескочил на макушку, двинулся через затылок ниже — и мой шлем, распавшись надвое, грохнулся на землю. Я заморгал, восстанавливая зрение… ох, лучше бы я этого не делал.

Стоящий вплотную к тебе вторинец — не самое приятное зрелище, а этот представитель расы прадоров отличался особой уродливостью. Панцирь у него был грязно–горчичный, весь в глубоких царапинах и выбоинах, отливающих зеленью и багрянцем. Один глаз отсутствовал, его заменял датчик движения на оптической антенне, торчащей рядом с обугленным слепым стебельком. Расположенные полумесяцем глаза ниже, под антенной, горели красным за защитным козырьком. Мелькнула и пропала заскорузлая клешня, утыканная резцами из бронестекла. Потом сплющенная груша на пяти суставчатых крабовых ножках попятилась, отступая.

И я увидел первенца прадора. Он очень походил на своего меньшего родича, только был вдвое крупнее и пурпурно–желтый. Имелись у него дополнительные крепежные узлы для оружия, сейчас лежащего грудой на земле поблизости — там хлопотал другой вторинец. Взгляд мой побежал дальше и засек еще трех вторинцев, несколько горок снаряжения и ряд из четырех голых человеческих тел. Я не узнал никого — трупы обгорели почти до костей. Чуть повернув голову, я выяснил, что свисаю с перекладины, торчащей из частично разобранного имплантанка. Второй ее конец крепился к шесту, вогнанному в скалу. На перекладине болтались еще два человека — пока что живых. Рядом со мной, справа, висел Гидеон, второго я не узнал: хотя он и шевелился, лица у него не было.

Я понимал, что последует дальше, и, судя по гримасе Гидеона, он тоже знал это. Нас будут долго допрашивать, но, даже если мы ответим на все вопросы, все равно запытают до смерти. Возможно, мы увидим, как собравшиеся вокруг твари пожирают части наших тел. Но, если повезет, один из этих уродов в процессе перевозбудится настолько, что убьет нас быстро.

Вторинец поспешно отполз, раболепно уступая место приближающемуся первенцу. Чужак навис над нами. Пристально изучив все жертвы, он ткнул меня своей клешней, точно промышленной стамеской, мигом выбив из меня дух. Удовлетворившись, по–видимому, результатом, он перешел к Гидеону и поступил с ним так же. Но тот, похоже, был не настолько серьезно ранен, как мне казалось: резко подтянув корпус, он вцепился в один из крабьих стебельков–глаз, стремясь хоть как–то навредить врагу. Стремительно взлетела клешня, щелкнула, и Гидеон заорал. Из запястья его хлынула кровь, а кисть руки шлепнулась на землю. Первенец двинулся к последнему в нашем ряду живых и принялся тыкать человека клешней, извлекая душераздирающие стоны. Безобразный вторинец тем временем подскочил сзади, поднялся на задних ногах, а передними–манипуляторами, вылезшими из–под брюха, поймал руки Гидеона. Что–то щелкнуло, и капитан закричал снова. Теперь его предплечье над изувеченной кистью стискивал железный обруч. Враги не хотели, чтобы кто–либо из нас истек кровью и умер преждевременно.

А первенец все продолжал тыкать раскачивающееся тело солдата без лица. Затем, видно, придя к какому–то решению, он щелкнул дважды, отрезав человеку обе ноги по щиколотку, поймал на лету падающего и отпихнул тело в сторону. Потом пару раз булькнул, и вторинцы сомкнулись вокруг жертвы. Визжал несчастный недолго — слишком уж чужаки изголодались по свежатине. В считаные секунды солдата разорвали на хрустящие кусочки, исчезнувшие под жующими жвалами прадоров.

Первенец вернулся ко мне и Гидеону, забулькал, и из спрятанной под челюстями коробочки переводчика раздался человеческий голос:

— Отцы идут. Требуется проверка.

— К черту твоих безногих отцов и тебя самого! — заорал Гидеон.

Он был смелым человеком, знаю, но знал я и то, что капитан пытался ускорить свой конец.

Шест дернулся, я скосил глаза и увидел, что нашу жердь ухватил все еще радостно жующий вторинец. Ухватил — и сбросил с танка. Мы рухнули, и следующее, что я помню, — вторинец волочит меня по скале. Я не боролся, как Гидеон, но результат оказался таким же. Мы оба лежали, уткнувшись носами в камень, пригвожденные к земле железными скобами, удерживающими наши руки и ноги. Я даже испытывал некоторое облегчение после столь долгого пребывания в подвешенном состоянии вниз головой, но не мог понять, зачем нас сняли.

Прошел час или больше, когда мне удалось чуть–чуть повернуть шею и посмотреть, что творится вокруг. Прадоры нас не трогали. Один из вторинцев попытался подкрепиться трупом — и ему раскроили за это панцирь. Он кособоко отполз, шипя, булькая и сочась зеленой кровью.