Наталья Бульба - Дорога к себе. Ступить за грань

День был ярким… Задорным!

Постоял, закинув руки за голову и прижав к затылку сцепленные ладони.

— Этого не должно было произойти, но… — мгновение тишины тянулось… тянулось… тянулось… вытягивая в тонкий жгут мое терпение, — но… произошло, — выдохнул он наконец, так и не обернувшись. — Ты была беременна.

— Я? Что? — переспросила я, ожидая услышать что угодно, но только не это. — Беременна?

— Да! — глухо произнес он, только теперь развернувшись ко мне.

Опустил руки, попытался сложить их на груди, но движения не закончил, поправив ремень, на котором крепился стержень электрической плети.

Пережиток прошлого… далеко не единственный из тех, что прописались в списке традицией, прежде чем перестать быть необходимостью.

О чем я думала?!

— И? — сглотнув ком в горле — все оказалось не столь страшно, но… только не для меня.

— Плод погиб, — Ильдар твердо посмотрел на меня. — Той ночью. В городе снов.

— Его убила я? — Голос не подвел. Вопрос прозвучал спокойно… мертво.

— Мы, — поправил он. — Пока ты спала, медики сделали все…

Горько усмехнувшись, закрыла глаза. Чтобы не дать ему увидеть, насколько мне было… больно.

— Мария, — Позвал тихо… то ли боясь потревожить, то ли… Судя шорохам, опустился на колени рядом с кроватью. — У нас с тобой еще…

— Почему?! — открыв глаза, прошипела я. Села резко, покачнулась… отбросила руку, когда Ильдар попытался меня придержать. — Почему ты не поговорил со мной?!

— Так было лучше, — на мгновение отведя взгляд, отозвался он. — Для тебя…

— Для меня?! — взвилась я, не понимая, откуда взялась эта ярость, но не собираясь останавливаться. — Все — для меня, все — ради меня, но… — я замерла… глядя на мужчину, которого приняла, признав однажды, что хоть его правда и не похожа на мою, но… тоже правда. Родного… любимого… единственного… чужого! — без меня.

— Мария… — даже не сделав попытки прикоснуться ко мне, поднялся Ильдар с колен. — Так было…

— Извини, — я вновь откинулась на подушку, предпочтя смотреть в потолок, а не в его пустые глаза, — но я устала и хотела бы остаться одна.

Когда Ильдар вышел, не произнеся больше не слова, закрыла глаза, привыкая к мысли, что наверное он все-таки был прав… так было лучше.

Но только не для меня…

Мы не говорили с Ильдаром о будущем — для меня оно закончилось там, где Самариния и Союз вновь нашли точки соприкосновения. У меня была возможность вернуться домой — моя свобода декларировалась отдельным пунктом принятого Соглашения, но я осталась. Не только ради Ильдара — ради тех девушек, которые подобного выбора оказались лишены.

Тем более не говорили о детях.

Эклис. Потомок древнего рода, славившегося чистотой крови. Законы телегонии, требовавшие, чтобы женщина не знала иных мужчин, кроме своего мужа. Генетическая матрица, определяющая едва ли не все, что откроет для тебя этот мир…

Если кому и предстояло стать матерью его детей, то точно не мне.

Наверное, к лучшему. Судьбы отвержденных для наших с ним я не желала.

Молчаливое табу было нарушено лишь дважды. В первый, еще при Шаентале — бывшем эклисе, Ильдар вскользь заметил, что ритуал очищения прошел успешно. Разговаривал не со мной, но я запомнила, поинтересовавшись затем у наставницы Лоры, что значили его слова. Та слегка смутилась, но мое любопытство удовлетворила. Судя по всему, Ильдару удалось разрушить информационную составляющую, оставленную в структуре моей ауры мужчинами, которые были у меня до него.

Вот только одного «но» оно не отменяло. Для кайри жреца этого было достаточно, для спутницы эклиса — нет.

А я и не рассчитывала, точно зная, где лежит граница наших с ним отношений.

Во второй, вопрос задала я сама. Касался он противозачаточного импланта. Точнее, его отсутствия. Ильдар тогда не сразу понял, о чем я спросила, потом как-то бесшабашно усмехнулся и сказал, что вполне способен контролировать такие вещи.

К тому моменту я ему уже верила.

— Госпожа Мария, — главный медик Ильдара, жрец высшего посвящения Храма Предназначения, попытался вытянуть меня из очередного омута, в котором не было ничего, кроме пустоты, — по требованию эклиса мы проверили несколько раз. Плод был мертв.

Подняла на него взгляд… тускло и беспросветно… Я сумела свыкнуться с той ролью, но не с этой…

— Хотите, я расскажу, как все это происходило? — произнесла я, внутренне радуясь той безразличной отстраненности, с которой смотрел на меня Вераш. Ответить ему не дала, тут же продолжив: — Когда диагност определил замершую беременность, тут же сообщили эклису. Тот приказал доставить в ваш центр. Но главным его требованием было — не беспокоить. Сделать все, чтобы не тревожить меня раньше времени.

— Вы и сами все знаете… — воспользовался он паузой.

Зря старался. Они заставили меня говорить, когда я хотела лишь молчать, теперь я собиралась высказать все, что душило меня, не давая дышать.

— Знаю! — резко оборвала я его, не пропустив едва заметного жеста, которым мой собеседник «по душам» остановил своего помощника. — Я знаю, как Ильдар стоял над капсулой диагноста, глядя на меня! Как взвешивал, принимая решение! Как мысленно корил себя за то, что позволил мне отправиться в Медьярар и взять на себя чужую боль! Как жалел, что не всесилен, чтобы обратить время вспять! Как согласился сам с собой, что так даже лучше… для меня и для ребенка! Как повернулся к вам, просто кивнув вместо того чтобы произнести то, что произнести был не в силах! Я знаю все… — поднялась я со скамейки в парке.

Ильдар даже в этом пытался облегчить мою боль…

Он ошибался, своей заботой делая только хуже.

— Простите, несс Вераш, но на этом наш разговор считаю законченным.

— А наш?

Оборачиваться я не торопилась. В списке тех, с кем я бы хотела встретиться меньше всего, Риман стоял едва ли не на первом месте.

— Оставьте нас, — так же, безразлично произнес он. Прошел мимо, остановился на каменном бортике небольшого озерца. Точно на том месте, где обычно стояла я. И ведь не сказать, что любила это место, но бывала часто, глядя на воду и веря, что мелькающие иногда перед глазами картинки когда-нибудь станут реальностью. — Ты можешь только смириться. Он решал, решает, и будет решать за вас двоих.

— Нет! — твердо отозвалась я, разглядывая спину лиската, словно видела впервые.

Впрочем, необходимости сравнивать двух братьев у меня не было. Могла обойтись и сейчас, но лучше думать о них, чем вновь и вновь возвращаться к тому, чего уже не изменить.

Риман крупнее, массивнее, матерее. Это не делало его более тяжелым, неуклюжим — их бои с Дамиром не всегда заканчивались победой последнего, но добавляло основательности, монументальности. А уж когда смотрел, глядя своим немигающим взглядом, лично мне хотелось оказаться где угодно, но только не рядом с ним.