Вадим Чернышев - Брешь [СИ]

Год прошел, как в страшном сне. Показатели жизненного уровня населения падали со скоростью метеорита. Воцарившаяся повсюду озлобленность, больно била по психике. Я возненавидел собственный народ, не желал жить на одной планете с генетическими рабами. Я просто устал дышать с ними одним воздухом, у меня опустились руки. Половина моих сослуживцев уволилась из звездного флота и, пока вновь не ввели визовые ограничения, благополучно растворилась на планетах Конфедерации. Я же решил остаться из-за Тилии на родной планете. Щупальца морального разложения расползлись по всем щелям, забрались во все сферы жизни нации и отравили ее сознание в считанные месяцы. Надо отдать должное Тварям, ленивыми их не назовешь. Быстроте и цинизму их действий позавидовали бы даже в Оперативно-тактическом Управлении.

Я и Торн изучали на досуге учение. Сама по себе версия истины Учителей не фонтанировала уникальностью. Но количество пройденного материала, перерастая в качество, приносило удивительные плоды осознания собственной индивидуальности, освещало путь в будущее и расставляло все точки над «i» в вопросах о смысле жизни. В основе философской системы Учителей было признание Вселенского Разума, властвующего во всех мирах, на всех уровнях информации, единство и взаимозависимость Бытия, целостность и взаимопроникновение всех измерений, вечная динамика созидания. На второе место была поставлена уникальность каждого индивидуума, обособленность его сознания и правила взаимодействия с потоками информации. Персонально осознанное взаимодействие с окружающим миром, постоянный, ежедневный труд на пути совершенствования и самоанализ, по мнению Учителей, не только давали безграничные возможности апологетам учения, но и открывали далекую перспективу качественного скачка в сознании. Количество скачков могло быть бесконечным, вплоть до слияния с Абсолютом. При этом право свободного выбора каждого было незыблемо.

Учение являлось совершенно конкретным материалом не только к размышлению, но и к действию. Никаких чудес и пустых обещаний оно не содержало. Не было в нем ни единого противоречия и щадящих психику фраз. Все называлось своими именами, иносказательность не приветствовалась даже в обсуждениях. Удивительно, но учение не имело такого понятия, как «ересь». Ты мог принять учение частично или не принимать его вовсе, мог трактовать тексты в меру своего понимания и никто тебя не осудит. Но любая трансформация информации вызывает реакцию измерения, и ты получаешь по вере своей, как говорится. Причинно-следственная связь сама выведет каждого к его итогу, а какой он будет — покажет пройденный путь.

Учение четко показывало, кто есть кто, полностью нивелировало понятия подчиненности, зависимости, давало понятие права и раскрывало всю нелепость наших обязанностей. Отдельно были показаны все виды насилия. Даже навязывание своего мнения являлось таковым, так как человек меняет направление пути развития и становится носителем чуждой информации. Все, что наша цивилизация «наработала» тысячелетиями, являлось в лучшем случае иллюзией, а если говорить честно, то это был прямой путь в бездну.

Общество и отношения между собой всех его членов, было одной из ключевых тем. Любое общество признавалось временным и весьма условным объединением. Нахождение внутри такого объединения должно быть направлено исключительно на совершенствование каждого его члена, на раскрытие всех возможностей персонального развития. Любое другое действие, нажим, внушение или принуждение признавалось актом насилия. Свободное волеизъявление было красной нитью в принятии даже малейших решений. Компромиссов, основанных на терпении, быть не могло. Никто не имел право даже на миг твоей вечности.

Я собирался на выходные съездить кродителям. Несколько лет, прошедших со дня окончания Академии и круговорот событий на Глотии еще больше сблизили меня с отцом. И хотя в понимании жизненных аспектов между нами оставалась пропасть, иногда мне казалось, что я ему был нужен больше, чем он мне. Груз лет за плечами давал о себе знать, и Каилус Балоу все чаще запирался в своем кабинете один и не выходил оттуда часами. Мои нечастые появления дома, делали его счастливым. Так было и в этот раз. Переступив порог, я явственно ощутил напряжение, царящее в родных стенах. Отец очень обрадовался, посмотрел на меня пристальным взглядом и улыбнулся. Не дав мне даже чаю попить, он предложил отправиться с ним на встречу. В сложившейся ситуации я понял, что дело серьезное, и, бросив у порога вещи, пошел следом. Мы выехали за город и около часа двигались в сторону горной цепи на фоне заходящего солнца. Небольшое кафе на обочине оказалось целью нашего путешествия. Мы зашли внутрь и заняли столик на втором этаже у окна. Официант сервировал стол, когда на пороге появился тот, кого мы ждали. Ак Фисми был одет в элегантный костюм и производил впечатление успешного бизнесмена, попавшего случайно в наши края.

— Каилус, Лоран, как же я рад вас видеть, парни, — пробасил Ак.

— Ну, здравствуй, старый вояка, — сказал мой отец и они обнялись. Я поздоровался с Фисми за руку, и мы присели за стол.

— Я не могу здесь долго находиться, у нас есть час или два, потом мне надо будет уйти, — с сожалением сказал Ак и добавил, — поэтому давай сразу к делу.

— Норман завтра улетает с тобой, он дал согласие. Твари никогда ему не простят блокаду их войск на подступах к столице. Надеюсь, семья Декеров будет там счастлива. Не знаю, сколько мне дадут спокойно здесь жить. По слухам, меня трогать не хотят. Лоран тоже под молотки не попадает, хотя его финт с кристаллом в лабораториях не остался незамеченным. Тварям сейчас нужен образ врага. Экономика трещит по швам. Привыкшие опираться на принуждение, они совсем не умеют ни создавать рабочие места, ни мотивировать людей на свободный труд. Поэтому, как мне известно, они сейчас готовят ряд провокаций, чтобы закрутить гайки и вернуть все на круги своя. Не за горами тот день, когда перепродажа людей опять станет нормой, а права человека мифом, — сказал отец.

Моему удивлению не было предела. Декеры уезжают, навсегда оставляют Глотию. Как такое может быть? Как люди, сделавшие для нации невозможное, открывшие ей путь в будущее, оказываются в одночасье изгоями? Как люди, вчера еще ликовавшие от приобретенной свободы, сегодня уничтожают своих освободителей по приказу бывших палачей?

— Каилус, дружище, сейчас не то время, чтобы рисковать. Улетаем с нами, — настаивал Фисми.

— А когда будет то? С приходом Легиона? Или когда Конфедерация храбрости наберется? — спросил его отец.

Я вжался в кресло. Новости накрывали меня волна за волной. Надо чаще бывать дома.