Unknown - Венок Альянса (СИ)

Впервые он задумался об амнистии, просто вспомнил это слово. Он ещё не слишком стар, но вряд ли ему осталось много. Здоровье не то… Слишком давно не то… Если б его отпустили… Хотя бы на последний год, даже на полгода. Он остаток жизни прожил бы в наркотическом сне, но по крайней мере, не сне с пустотой без мыслей, без желаний. Они купили бы дом за городом, с садом… Кэролин по утрам отвозила бы Ала в школу, а сама ехала на работу, а он ждал бы их, неторопливо, как все старики, бродя по дому, или читая на террасе любимые книги Кэролин, снова удивляясь, как ей может нравиться такая ерунда, с такими примитивными сюжетами, или переругивался с соседом, опять не уследившим за своими мопсами, обожающими рыться почему-то именно в клумбах Кэролин… Жизнь могла быть, наверное, и такой. Если бы всё сложилось иначе… Если бы он ушёл из Корпуса с Кэролин - как когда-то, безумная, она его уговаривала… Если б он стал подпольщиком, как его родители, которых он никогда не знал. Они б победили - ведь подпольщики победили, а когда-то, за чаем с заклятыми друзьями, которые теперь сидят в соседнем крыле этой же тюрьмы, они смеялись над самой этой мыслью… И они купили бы этот дом с садом. И сосед здоровался бы с ним уважительно, как с ветераном, и ни за что не отпускал бы своих мопсов без присмотра… И Офелия приходила бы к ним в гости… С удивлением, спустя столько лет, узнавшая, куда когда-то давно бесследно исчез её отец… Если б родители не погибли… Они б вырастили его тоже подпольщиком, и он был бы одним из этих смешных героев с горящими глазами, и товарищи добродушно подшучивали бы над его малым ростом, над тем, что его возлюбленная, которую он в очередной блистательной операции освободил из корпусовского лагеря, выше его… И маленький Ал тоже радовался бы их победе, хотя и не вполне понимал бы, по малому возрасту, что произошло… Если бы вообще не было во вселенной никаких ворлонцев, и они были бы обычными людьми, он работал бы каким-нибудь неприметным клерком, а Кэролин, конечно, была бы фотомоделью, и мама, может быть, была бы жива, и долго ворчала бы, как можно было вот так терять голову, когда ты уже не мальчик, у тебя семья, ребёнок… И Диана угрожала бы при разводе, что запретит ему видеться с Офелией, но всё равно отпускала её на каникулы в дом отца, и она играла бы с маленьким братиком, и это мама, старенькая-старенькая, ругалась бы с соседом, что его мопсы опять утром разбудили её своим лаем… и может быть, они б даже никуда никогда не уезжали с Земли, космос видели только на картинках…

Хорошо бы, если б Кэролин пришла… Услышала его сейчас… Ведь ей никто не колет ничего… Она может слышать его мысли - те жалкие прозрачные лоскуты, обрывки, в которых он уже не пытался собрать себя, свою память, свою волю. Ни гордости за былые удачи, ни ненависти и презрения к победившему врагу. Никаких планов, никакой мечты о свободе и тем более о реванше, как ждали от него поначалу. Одно лишь жалкое: “Жив ли я ещё? В рассудке ли? Или душа, как в сфере охотника за душами, навеки заперта в этих неизменных стенах, с неизменными охранниках, с неизменным небом в частой решётке, раз за разом прокручивая один и тот же, мне назначенный кошмар, мой ад…” Кэролин напоминала, что он ещё жив. Что дни сменяются. Она каждый раз надевала разные платья, по-разному причёсывала волосы. Охранники удивлялись этому. Она понимала…

Пришла бы… Он бы сделал то, чего она так давно хотела… Ткнулся в неё, как маленький, причитая - почему же, за что же его жизнь была именно такой…

Они приземлились с опозданием в час - в плотном газовом облаке, окружающем Тучанкью, не слишком маневренному шаттлу пришлось сделать хороший круг, чтоб избежать столкновения с метеоритом. Впрочем, делегация терпеливо ждала их. Прямо за сетчатым забором, окружающим космодром, расстилалась степь. Это было так необычно, странно, чудно, что он невольно замедлил шаг. Дикий простор… Такого он не видел никогда, даже на Центавре… на этих окраинах… Низко нависшие сизые тучи, в рваных ранах проглядывает розовое небо, тревожно шумит на ветру голубоватая, с металлическим отсветом, трава… Если б был художником, он непременно нарисовал бы это. Вот только был ли бы смысл. Живопись, да… Живопись - то, что он особенно высоко ценил в культуре Центавра. Имеет ли эта ценность какую-то ценность здесь? Тучанки фактически слепы. У них нет никаких аналогов глаз, они не способны читать текст - в качестве алфавита здесь используется аналог земного шрифта Брайля. Впрочем, они ориентируются не только на слух или запах, они каким-то образом знают, каков мир вокруг них, органами чувств им служат подвижные отростки вдоль позвоночника, и это несколько шире, чем ориентировка в пространстве по эхолоции, как у летучих мышей и глубоководных рыб. Они различают ночь и день. Они имеют понятие о цвете… они знают, что такое туман, что такое блеск молнии и краски заката. Просто чувствуют, а может быть - и от этой мысли даже как-то не по себе - передают друг другу, память ещё с давних времён, когда, возможно, у тучанков были глаза, или может быть, их психокинез настолько развит, что они способны считывать ауру предметов…

Во всяком случае, в этот миг, когда они стояли напротив - семеро странных, в чём-то даже нелепых существ с безволосыми, безглазыми головами, с неприметными дырочками ртов - он ощутил некую оторопь, чтоб не сказать робость. Всякий другой случай, когда ему казалось, что перед ним стоит существо чуждое, непонятное, показался ему сейчас преувеличением. Все они - центавриане, люди, минбарцы, нарны, дрази - похожи между собой. Это вот они - другие. И даже не внешне - всё-таки они антропоморфны, две руки, две ноги, и кажется, они тоже делятся на два пола, хотя внешне отличить мужчину от женщины неподготовленный не сможет. Нет, они совершенно другие внутренне…

Один из группы, выделяющийся наиболее пёстрой одеждой и наиболее пышными ожерельями из костей, зубов, перьев, обточенных камушков сделал шаг вперёд и запел. Приветственная песнь, догадался Винтари. Сочинённая специально по случаю их прибытия. В дороге он немного пролистал справочник по языку, но больше для общего развития - запомнить что-то из этого за время пути нечего было и надеяться. Однако у него было ощущение, что он всё понимает. Надо полагать, и исполнитель, и его спутники параллельно транслировали значение прямо в его сознание. Не словами, а образами, даже ощущеньями. Да, с телепатией такого вида и уровня он не сталкивался. Они проникали очень глубоко, при том ощущение было совершенно иным, не сравнимым ни с чем. У любого телепата, центаврианского то будь, земного, минбарского - и при сканировании, и при транслировании чувствовалась его личность, даже если он не планировал представляться полным именем. Чувствовалось отдельное “я”, которое за этим стояло. Здесь же он словно смотрелся в большое зеркало. Зеркало мира… Пение по общепринятым меркам едва ли могло считаться благозвучным, но странным образом очаровывало. И казалось, что обращено было именно к нему. Словно ему, в беседе при знакомстве, рассказывали…