Unknown - Венок Альянса (СИ)

Он повернулся к окну спиной, прислонясь к подоконнику. Кажется, врач должен быть сегодня… но опаздывает… Он вспомнил с улыбкой, как раньше радовался таким случаям - их было за все эти годы совсем немного. Борьба двух наркотиков в организме - золотистой жидкости из шприца, убивающей его личность, и этого самого странного инстинкта, жажды жить… ухватить маленький лоскут прежней жизни, ещё что-то услышать. Как его сперва и злило, и веселило, что многие из них, видимо, обучены технике безопасности по обращению с такими, как он - в их мыслях только какая-нибудь легкомысленная песенка, или стихотворение, или параграф из школьного учебника… Как поймал себя на забавной обиде - может быть, ему вовсе и не эти их важные-секретные сведенья нужны, толку ему тут от них всё равно немного, он не дурак, он не таит иллюзий сбежать отсюда, может, он просто хотел услышать этот обычный поток житейской ерунды… Впрочем, думать об этом не хотелось. Ни о какой сентиментальной чуши. Чувства тоже остались все там, в другой жизни. Вспоминается в тумане, и как не о нём. Лицо Офелии, дочки - там, в зале суда. Она не плакала - слишком велико было потрясение… Одним из последнего, что слышал он в жизни - её горечь, её ненависть. Как ей жить теперь с его фамилией, со знанием обо всём, что он сделал…

Она всё реже бывает здесь. И правильно - нечего ей здесь делать. Ведь и сама понимала, что нечего… Кричать на него, обвинять, спрашивать - зачем, для чего… Просто смотреть, давясь смесью отвращения и непонимания, пытаясь уложить в голове… Хватит с тебя, дочка. Хватит того, что извиняешься перед людьми за то, к чему не имеешь отношения - потому что от него-то извинений никто не ждёт…

Вот Кэролин всё равно ходит. Всё равно зачем-то ходит, хотя много раз он говорил ей не делать этого. Что надеется здесь получить? Прошлое прошло, умерло. Неужели она наивно ещё на что-то надеется? Ему никогда не выйти отсюда… Она рассказывает новости, приносит книги, она вытребовала у начальника охраны больше поблажек, чем он вправе был рассчитывать из христианского милосердия. Она забирала у охранника поднос с обедом и сама кормила его, по праздникам она приносила ему кексы. Помогала ему принимать ванну, один раз сама подстригла его, решив, что тюремный парикмахер это делает слишком небрежно. Впрочем, волосы здесь отрастают медленно… Сама Кэролин так и не вернула в полной мере свои прежние шикарные волосы, мягкая шелковистость которых сводила с ума. Операция, которая вернула её к человеческой жизни, стоила очень многого её организму. Она приводила Ала, так он узнавал, что в школе сейчас каникулы… Мальчик чувствовал себя здесь определённо неуютно, и очень мало говорил… Ему, впрочем, и не хотелось знать, о чём думает и что чувствует этот ребёнок. В любом случае страшно - ненавидит ли он его, как Офелия, или любит, как мать… Он не носит его фамилию, но Кэролин ведь не скрывает, чей он сын…

Он вынырнул из омута памяти, услышав что-то за дверью. Кажется, кто-то разговаривает - тихий бубнёж вполголоса. Изо всех сил он прислушался - не важно, о чём это, насколько пустячна и обыденна тема. Ушной клещ у тёщиной собаки, прогноз погоды на выходные, или насколько дерьмовый нынче в автомате кофе… Жизнь, которая совершенно его не касается. Которой у него нет.

“Он даже не предполагает…”

У него ёкнуло сердце. Совершенно невероятно, чтобы вот так, через десять лет заточения с еженедельными инъекциями, лишь оттого, что врач задержался на час…

Голоса звучали как разные, но это был один человек. Он просто вспоминал, прокручивал в голове уже состоявшийся разговор. Потому что подошёл к двери его камеры, вот и подумал об этом…

“Всю жизнь прожил, не зная, кто он такой… Бедные дети Корпуса, какие они жалкие…”

“Каково б было узнать-то… Всю жизнь плевал в лицо отцу и матери…”

Мелькнул, смазанно, как в объективе трясущейся камеры, этот памятник, что там, внизу. Круглое лицо женщины откуда-то знакомо…

“Ну, оно хорошо, памятник… Должен народ знать… История воздаёт…”

Его лицо… Из тумана памяти - детство, если его можно так звать - лицо пухленькой медсестры, ставившей их классу прививки… “Какой ты хорошенький мальчик, Ал. Наверное, на маму похож?” Пожатие плечами. “Ой, ты даже не помнишь маму?” Помотал головой. “Бедный… Ну наверное, тебе рассказывали о ней?” Она нормалка, эта медсестра… Она ничего не знает, просто ставит прививки… Просто думает, что мальчик - бедная сиротка, о родителях даже ничего не известно… Ой, не может быть, чтоб такого хорошенького мальчика бросили… Наверное, его родители умерли, а ему не рассказывают о них, чтобы не расстраивать…

На руках мужчины - младенец. Крупные складки пелёнок проработаны скульптором довольно небрежно, а вот лицо - наоборот, хотя какое там лицо… Обычное младенческое лицо, все младенцы одинаковы…

“Все думают, что ребёнок погиб вместе с ними…”

“Лучше б так и было, ага…”

“В гробу, небось, теперь вертятся - для чего родили, чтоб вырос как все те, кто их убил…”

Лицо Фионы Декстер - его лицо… С поправкой на то, что нос, кажется, всё-таки папин…

Нет, он никогда не понимал этого дурацкого сочувствия, как у этой вот медсестры. Что значит - он сирота? Корпус - отец, Корпус - мать, лучше родителей и не придумаешь. Ему никогда и не хотелось этих обычных человеческих глупостей - чтобы у него были отец и мать…

Хотя нет, услужливо подсказала некстати прояснившаяся память, однажды хотел. Когда его одноклассника навещала мать…

Эта женщина, в отличие от многих, легко пошла на сотрудничество с Корпусом, положительно отзывалась о Корпусе в местной газете, поэтому ей разрешали свидания с сыном. Корпус использовал эту семью как агитку… Женщина без конца обнимала мальчика, нахваливала, как он вырос и похорошел, говорила, как гордится им. Тогда ему подумалось, на какой-то миг, самым краем сознания, что ему тоже хотелось бы, чтоб им гордилась мама…

“Ну а зря, что ли, у них была политика замалчивания всех родственных связей… Когда все эти архивы раскопали - вон же что было… Некоторые в каком шоке были, когда узнали, что они родственники… А одного, слышал, вообще умудрились на сестре женить… Уровень высокий, а генетической совместимости больше ни с кем не нашли… Ну, когда для них что святое-то было…”

Фионе Декстер, где бы она ни была сейчас, гордиться было определённо нечем.

Он бы даже подумал, что это всё какая-то изощрённая подстава, но мысли охранника были слишком настоящими, слишком подобающе путанными. Слишком убедительно метались по цепи ассоциаций.

Ему, впервые настолько сильно, явственно, захотелось, чтобы Кэролин пришла. Он почувствовал вдруг, чем были, что означали все эти их встречи здесь, их чаепития, когда она поддерживала под донышко его чашку, если у него слишком дрожали руки. Это не оплата тех других их чаепитий в корпусовском изоляторе, когда, забыв на время о том, кто здесь “меченая”, а кто пси-коп, пытающийся не мытьём, так катаньем склонить её к сотрудничеству, она звонко смеялась над его шутками, и постепенно пустело блюдо со сливами, которые она безумно любила. Он много раз просил её не оплачивать никаких долгов, не думать даже об этом. Нет, аккуратно разделяя пластмассовой ложечкой его любимый пирог - сюда нельзя проносить металлическую посуду, не то что ножи - они жили, и оба это понимали, ещё и какой-то другой жизнью, которая не здесь, неведомо где, которой на самом деле нет, которой он никогда, до сего дня, не желал.