Unknown - Венок Альянса (СИ)

Шин Афал, перебирающаяся через завал, образованный обрушившейся стеной здания, оглянулась. Минуту назад она думала о том, как необычно выглядит Штхиукка в этом одеянии – просторной накидке с капюшоном, разновидности местной традиционной одежды. Она и сама странно чувствовала себя в этом, но они решили, что отправляться на прогулку в старый город, ещё не обжитый заново, не отреставрированный район лучше в чём-то подобном. А теперь она подумала, что и говорит Штхиукка очень необычно для дрази, обычно их речь более примитивна, и высокой образностью не богата… Штхиукка действительно очень образованна для своих лет, для тех условий, в которых она жила. Может быть, потому, что ей рано пришлось столкнуться с необходимостью бороться, а в борьбе знание – вещь куда более нужная, чем патроны. Тем более когда это борьба с предрассудками, с невежеством, борьба за свободу выбора.

– Наверное, мне следует попросить прощения, Шт… Штхейн, что привела тебя сюда. Мне было важно увидеть, прикоснуться к боли этого мира, потому что я хочу помочь ему. Но я не подумала, как это подействует на тебя.

– Важно для тебя – важно и для меня, Шин. У нас здесь одна миссия. Кроме того, я не могу отпускать тебя в такое место одну.

Минбарка улыбнулась. Они постояли рядом, глядя на панораму старого города – картину разрухи, запустения, залитую закатным светом. Словно переломанные кости, словно раны… Как верно…

– Город-призрак… Я читала о городах, так и не отстроенных после войны – после артобстрела, ядерного удара… Иногда уже некому больше было отстраивать… Я иногда думаю – может быть, души погибших всё ещё где-то здесь, бродят по этим улицам, думая, что это какой-то страшный сон, от которого они не могут проснуться…

Они остановились и замолчали разом. Перед ними, прижавшись спиной к полуразрушенной стене, сидел ребёнок-тучанк. Совершенно голый, грязный, израненный, он тихо скулил, обнимая руками колени, уткнувшись в них лицом. Они не сразу заметили его, цвет его кожи был неотличим от цвета стен. Шин Афал со всех ног бросилась к нему.

– Дитя, что с тобой случилось? Откуда ты? Ты поранилось? Сможешь подняться? – она осторожно коснулась головы ребёнка, - не бойся, мы поможем тебе.

– Шин…

Шин Афал не успела узнать, что хотела ей сказать Штхиукка. Ребёнок поднял на неё обезображенное лицо, в следующий момент на стену перед ними упали две тени… И удар по голове погрузил её в темноту.

- …тебе смешно, а мне ещё месяц после этого кошмары снились! Будто меня на ней таки женили, и вот она приводит меня в спальню, сбрасывает одежду, а там у неё… Что, что такое?

- Да нет, просто… Пытаюсь осмыслить, что ты ведь ребёнком был…

- Ну да, я прекрасно понимал на самом деле, что прямо сейчас меня на ней никто не женит, да и вообще в её случае это «мечтать не вредно»… Но кошмары есть кошмары…

- Да не, я о том, что… Ну, ты уже всё знал о том, что…

Винтари усмехнулся. Он понимал две вещи – что он пьян и что ему хорошо. Второе проистекало из первого, но не напрямую. Мало просто заполучить бутылку первосортного алкоголя в свои дрожащие лапы. И даже мягкие подушки, которыми была завалена широкая центаврианская кровать – обычно Дэвид их все убирал, складывал горкой в углу, в таком количестве они ему были точно не нужны, но сейчас выразил готовность приобщиться к центаврианскому понятию комфорта – не обязательное условие. Главное – что хотелось говорить. И не только в обычном понятии излияния души, то есть жалоб, а просто говорить… Озвучивать мысли, не задаваясь вопросом их своевременности или значительности – это ведь и есть дать отдых мозгу. Вспомнить не только важное, но и что-нибудь малозначительное, вроде этой дурацкой истории ещё из детства… Кажется, столько ерунды сразу он вообще кроме Дэвида никому не говорил…

- О том, как у вас это говорят… ну, что детей не аист приносит? Нет, ну чёрт возьми, а потом ты обижаешься, что я считаю ваше воспитание чересчур… ну… Хотя нет, с тобой никогда не было всё безнадёжно, я ещё помню это «с исключительно познавательными целями»… Только тогда я по-настоящему и оценил минбарское коварство! «С познавательными целями», как же… Ксенопорнография-то… Господи, ты б знал, как я боялся, что мне всё-таки надерут уши, если застукают нас за этим увлекательным просмотром!

Дэвид рассмеялся, его взгляд искоса показался даже каким-то кокетливым.

- Диус, ну ты ведь мой старший брат, это нормально, разве нет?

- Давай сюда бокал. Я так понял, ты хоть полчаса его будешь пустой маять, чем просто возьмёшь и попросишь добавки… Скромный ты наш…

В глазах очень приятно всё плыло. Как будто мир стал не таким резким, в этой плавности очертаний виделась непривычная доброта и ласковость… Всё-таки да, как отвык организм от качественного алкоголя… И главное – как он до сих пор и не задумывался об этом…

- Диус… - на щеках Дэвида проступил заметный румянец, он закусил губу, загадочно и странно улыбаясь, - на самом деле, меня давно мучит один вопрос… Тоже нескромный очень…

- Да?

Мальчишка принял из его рук наполненный бокал, долго вглядывался в тёмно-рубиновый мрак в бокале, любуясь бликами на гранях узоров, поглаживая завитки листьев и лепестков, затем залпом осушил.

- Ну, вот в продолжение темы о том, что мы ещё очень мало знаем друг о друге… В смысле, наши расы, об анатомии друг друга… Конечно, с моей стороны этот интерес не слишком оправдан, я ведь не будущий врач, как, например, Шин Афал… Но мне было интересно – вот, половые органы у вас расположены… ну, совсем иначе, чем у нас, это понятно… А что у вас находится там? Ну, я понимаю, что органы выделения, но как это выглядит?

- Показать?

Глаза Дэвида вспыхнули.

- Да! То есть, я, конечно, думал, что, может быть, ты можешь найти какие-нибудь материалы вроде… Ну, более подробные… Там бывает так сложно что-то разглядеть…

Лепет Дэвида затих сам собой, он ошарашенно-зачарованно смотрел, как центаврианин расстёгивает жилет.

- Вот чем-чем, анатомическим пособием ещё быть не приходилось… - руки дрожали, сражаясь с ремнём брюк.

Определённо, алкоголь человеку самый коварный и проказливый друг… Он как хохочущий бес внутри, делающий безумное, бесстыдное странно привлекательным и возбуждающим. В здравом уме такое и вообразить нельзя, а сейчас между побуждением и действием проходит одно мгновение.

Раздеться полностью он не успел. Дэвид, с лихорадочно блестящими глазами, склонился над ним, раздвигая полы расстёгнутой рубашки, робко коснулся груди центаврианина, потом уже смелее ладони скользнули по животу, легли на бёдра… От этого пристального изучающего взгляда бросило в жар. Волосы Дэвида коснулись его кожи, тело пронзила судорога.