Unknown - Венок Альянса (СИ)

– Ты решил посвятить свою жизнь некому человеку? Это выход, если подумать… Естественный человеческий выход. Жаль, я мог бы посвятить свою жизнь матери, она, как никто, достойна этого… Но что мне посвящать? Жизнь, которую и жизнью не назовёшь? В полусне, на лекарствах, от кошмара до кошмара… Сын должен быть радостью матери, а я - только боль.

– Ну… Если смотреть с твоей точки зрения… То да, некому человеку. Но для меня этот человек – больше, чем для любого верующего – Бог. Он был тоже изменен Ворлоном, Бог любил его, как сына, и умер ради него, помогая ему. Смысл жизни – быть нужным, быть его оружием, быть защитой для того, что для него важно, и тогда каждый шаг по этому пути даёт счастье. Но ты не прав, говоря так о своей матери. Она любит тебя, и не может не верить в лучшее для тебя. Не потому, чтоб на это ей хоть кто-нибудь давал надежду, а потому, что так может биться её сердце. Ради своей матери ты выжил, ради неё ты справишься.

Алан посмотрел на него глазами, в которых стояли слёзы.

– Андо… Мне действительно как-то не дано верить во что-то. Но если веришь ты – пусть будет твоя вера. Попытайся мне помочь. Я не хотел бы… быть один всю жизнь.

– Ты не один. Больше не один, - Андо взял Алана за руку, - у тебя есть семья. Твоя мать, мы с Офелией… И наше дитя, которое скоро появится на свет. Мы не оставим тебя. И все вместе… мы заставим замолчать голос кошмара.

– Спасибо, Андо, - Алан сжал его руку, - я привык быть один… потому что слишком рано понял, что я такое. Если твоя сила действительно так велика, что ты способен выключить это… Если можно, побудь со мной рядом, чтобы хоть раз в жизни увидеть обыкновенный, спокойный сон.

– Я останусь. Ничего не бойся. Я смогу защитить тебя.

Щёки Алана слегка порозовели. Он стянул покрывала на пол - на кровати, как ни крути, не разместишься вдвоём, а ему так хотелось засыпать не одному. Казалось, что целую вечность назад мать держала его руку и говорила, что никогда, никогда не оставит его… Кто же знал, что так получится, что он оставит её? Не прошло и десяти минут, как мальчик успокоился, его дыхание выровнялось, стало глубоким. Андо еще некоторое время смотрел на спящего Алана, прежде чем сам погрузился в небытие.

– Вот, - Виргиния гордо обвела рукой интерьер рубки, - наша проблема в том, что всем этим добром мы толком не умеем пользоваться. А сейчас мы потерпели аварию, рухнули на вашу планетку на приличной скорости… И хотя пробоин, механических повреждений на корабле как будто нет – взлететь мы не можем, аппаратура нас не слушается. Главная беда – что если даже здесь где-то завалялась инструкция по эксплуатации – мы ничего в ней не поймём, потому что это на неизвестном нам языке. Лорканцы долгие годы учатся понимать эту систему символов, а у меня и вообще такой возможности не было. Так вот, я подумала… Раз уж у тебя есть такое свойство – считывать память, то ведь ты мог бы проделать то же самое и с машиной? В отличие от него, ты хотя бы как-то говорящий, и, освоив память компьютера, сможешь объяснить нам, что там не в порядке.

Накалин подполз ближе к приборной панели.

– Риск конечно, велик, - продолжала Виргиния, - возможных раскладов много… Если тебя, допустим, убьёт разрядом при попытке засунуть своё щупальце в его электронные недра – пользы нам от этого будет маловато, конечно. Похороним твою обгорелую тушку и будем дальше думать, как выбраться с планеты или хотя бы послать сигнал о помощи. Если у тебя получится, но тем самым ты перекачаешь всю информацию в себя, очистив память компьютера до заводских параметров или не знаю даже, как назвать… То ты, конечно, нереально обогатишься духовно, но у нас проблем не уменьшится, а вовсе даже прибавится. Но я почему-то оптимистка. Зажмуримся и рискнём?

Выражение глаз накалина, тем более выражение того, что у него можно было назвать лицом, сложно было интерпретировать, но Виргиния чувствовала исходящее от него любопытство, разгорающийся интерес. Сканировать накалина было сложно – не потому, что что-то сложное было в нём самом, а потому, что она никак не могла понять устройство этого существа, законов, по которым оно развивалось.

– Я попробую. Я никогда не пил память из неживого, но один из нас, который поглотил память старого, умного чужака, говорил, что такое бывает. Бывают среди чужаков такие, в тело которых вживляют детали от машин, и неживое срастается с живым, действует как одно целое.

– Киборги-то?

– Я не киборг, но я попробую. Мои иглы крепкие, думаю, машина не убьёт меня.

– Ну, Аминтанир, я не эксперт, конечно… Но думаю, самое время помолиться.

Компьютер замигал экранами и лампочками, загудел как-то встревоженно-ошарашенно, Виргиния на всякий случай вцепилась покрепче в поручень. Аминтанир, всё ещё недовольный своим новым нарядом и ситуацией в целом, смотрел на эту светомузыку с тихой паникой.

Впрочем, ничего глобально страшного не произошло, компьютер, сперва шокированный неожиданным вторжением, не расценил его как угрозу – возможно, подумала Виргиния, потому, что в его файлах информации о подобном просто не было. Он разворачивал и сворачивал голограммы над приборными панелями, открывал и закрывал невидимые до тех пор гнёзда и разъёмы на них, видимо, повинуясь слепым тычкам мысли вторженца.

И так же внезапно всё закончилось. Накалин осел на пол, отсоединив щупальце от гнезда. Виргиния ощутила накрывающую её с головой волну дикого, яркого, какого-то детского восторга.

– Ну… как ты? Что-то получилось?

Ментальный фон существа определённо стал… богаче. Виргиния видела его подобным разбухающему, разворачивающемуся на глазах бутону. Она подошла ближе, Аминтанир, всё ещё судорожно сжимающий одну из найденных на корабле пушек, стреляющих узким почти прозрачным лучом удивительной дальнобойности – принцип её работы они тоже понимали с трудом, как устроена – тем более, поэтому называли просто – пушка, последовал за ней.

– Не волнуйся. Кажется… Он больше не имеет намеренья на нас нападать. После того, что он получил, мы для него – уже мелочь.

Накалин с трудом, опираясь одним из щупалец о приборную панель, поднялся.

– О да. Это… так много… Целый мир! Столько информации, столько красоты, удовольствия… Ради этого стоило рискнуть жизнью! Потому что теперь у меня словно сто жизней, тысяча… осмыслять это, наслаждаться, лелеять это в себе… Там картины удивительных миров, хроники удивительных событий! Там схемы устройства чудесных машин и биографии необыкновенных людей! Я понимаю их язык… Он очень красив. Я стал немного ими всеми, стал их миром, это… невероятное счастье. Мне сложно выразить это на твоём языке, женщина, сознание вашего мужчины, память которого во мне, было бедным, он не был поэтом, нисколько не был…