Unknown - Венок Альянса (СИ)

Широкая, просторная по бреммейрским меркам лежанка долговязой землянке Виргинии была как раз впритык - макушкой она отирала древесную труху и пыль со стены, а ногами касалась плотной шерстяной занавески, которой задёргивалась лежанка. Это, впрочем, тоже было уже привычным. Здесь хотя бы можно лежать вытянувшись… Рядом, свернувшись клубочками, спали воины-бреммейры, в темноте их силуэты были почти не различимы, но она их хорошо различала - по ментальному фону. От ментального фона спящих она, за редким случаем, не блокировалась - не было особой нужды. Их мысленный фон ощущался, как нить-дорожка образов - лёгких, переливчатых-переменчивых. Рйактат-Шау крепко спит, но и сквозь сон чувствует тепло нагретой каменной плиты под собой, слышит тихое поскрипывание прогревающихся, сохнущих стен старого дома, и ему хорошо от этого. Рйактат-Шау сам деревенский, он в таком доме вырос, и ему живо вспоминаются сейчас шуршащие в своём гнезде куулы - это местные животные, похожие на черепах, только куда как более шустрые, их держат за очень вкусные яйца, которые они несут в изрядном количестве, увы только, мелкие, мельче перепелиных, и в углу у печи детёныши гьякту - местного аналога коз, которые приболели и хозяева кормят их пророщенными семенами кукту - лучше средства нет от детской хвори, их и самих лечили примерно так… Деревенские и в остальном отдают предпочтение народным методам - к некоторому ужасу Виргинии порой. Например, если раны долго заживают и начинают нагнаиваться - к ним привязывают тряпку, смоченную смесью соли и масла зёрен кукту. Соль у бреммейров отличается от земной и формулой, и вкусом. И жжётся ещё сильнее земного аналога. А они с этими компрессами умудряются и ходить, и бегать, и улыбаются - помогло же! Конечно, помогло - ещё немного, и до кости прожгло бы… Когда удавалось захватить медикаменты, Виргиния радовалась этому едва ли не больше, чем оружию и продовольствию. Правда, ей из всего этого подходило мало что. Приличные антисептические мази, конечно, уже больше сочетаются с болевым порогом землян, зато плохо сочетаются с земной кожей. Длуткйу-Ансам как-то, потрогав пальцем её плечо, покачал головой с жалостливым и одновременно восхищённым выражением лица.

– Мягкие, хрупкие, как дети… и так всю жизнь. Как выживаете? Нет чешуи - конечно, нужна одежда.

Длуткйу-Ансам - он городской, его мыслефон Виргиния тоже легко находит, они лежат сейчас нос к носу с Катайду-Дугра, и их мыслефоны сливаются в один смутно тревожный, печальный мотив. Они с рождения жили в городе, держали пекарню. Двое их детей умерли от болезни - а точнее, ослабев от постоянного недоедания. Можно недоедать, и будучи детьми пекаря, если весь лучший хлеб забирают солдаты Бул-Булы - тогда ещё не верховного правителя, но уже мрази. Остаётся только серая, плохая мука, с самых слабых, истощённых полей… А надо ведь и горожанам что-то продать. Длуткйу-Ансам пробовал припрятать несколько хороших лепёшек - солдаты, узнав об этом, разозлились и забрали большой котёл для похлёбки, слишком много едите, хватит вам… Второй раз забрали обеих куулы - вот и яиц семья лишилась… В третий раз нечего было забирать, просто побили. Похоронив детей, Длуткйу-Ансам и Катайду-Дугра закрыли дом и ушли из города. Куда глаза глядят. И пришли к партизанам… Деревенские декорации пугают их. Они жили в городе, в их доме было всё начищено до блеска, было хорошее освещение - не эти тусклые масляные светильники, был водопровод, у Длуткйу-Ансама была машина - пока не пришлось её продать, чтобы покрыть долги, при болезнях они покупали лекарства в аптеке, пока было, на что покупать… Им безумно жаль тех, кто жил здесь, но жалость эта уже какая-то отстранённая - они сами за этот месяц привыкли ко многому… Кегут-Салфайчи - тоже городской, он куда моложе их, у него ещё не было второй линьки, а линяют бреммейры в среднем раз в десять лет. И своей семьи у него не было, он только думал о том, чтоб завести её - сам он происходил из семьи по местным меркам знатной и богатой, насколько это бывает у бреммейров, до глубокого классового расслоения толком почему-то, до недавнего времени, не дошедших, его родитель-«ветер» был Старшим из Старейшин, то есть, по сути главой города, потому что был самым образованным, практически учёным, и в свободное от управленческих обязанностей время продолжал вести врачебную практику, которой, собственно, и заслужил авторитет у горожан. Кегут-Салфайчи, младший в семье, ещё считался беспечным дитём, хоть уже и помогал старшему брату в его книгопечатном цехе. Он до блеска натирал свою чешую не золой, разумеется, а специальными порошками, носил много украшений - к одежде бреммейры равнодушны, а вот украшения другое дело, даже среди нищих побирушек нет ни одного, кто не носил бы хотя бы простенькой серьги или браслета, хотя до стадии Бул-Булы, увешанного ими, как ёлка, доходит, конечно, мало кто, играл на рысын, был и собой хорош, и от души наслаждался восхищёнными взглядами, предвкушая, что скоро встретит достойную партию для любовного союза. Но судьба распорядилась иначе - когда в город явились войска Бул-Булы, требуя, чтоб горожане подчинились «центральной и священной власти», Кегут-Салфайчи первым схватился за оружие, и легко зажёг сверстников, обожавших его как своего вожака с детских лет, а за ними и старших, и стариков. Увы, бой был недолог - у противника был и численный перевес, и оружие не чета их медленно перезаряжающимся ружьям. Старейшина Старейшин погиб, схвачены и казнены были и братья Кегут-Салфайчи, его родственник по родителю-«земле» согласился на мировую с солдатами, став новым правителем, он и раньше был трусливым и завистливым - да кто ж тогда знал, насколько. Он долго выслеживал племянника, чтобы выслужиться перед новыми хозяевами, схватил и убил многих его друзей, но Кегут-Салфайчи вместе с немногими уцелевшими соратниками успели покинуть город, ушли, оставив дерзкое послание, что однажды вернутся, и выметут грабителей и убийц из родного города. Среди солдат Бул-Булы читать умели не все, но им было, кому прочесть… Кегут-Салфайчи снится весна. Он чувствует её сквозь снег и завывания ветра, как чувствует спящая под снегом трава, весна для него - это победа, смерть проклятого Бул-Булы, его солдат, дяди-предателя, это праздник в родном городе, и он снова во всех своих серьгах и браслетах, с рысын, и стар и мал пляшет под его музыку, и он наконец выбирает себе спутника по сердцу, и цветами и яркими светильниками украшают новый дом для молодой семьи… Но до весны ещё далеко, зимы на Бриме суровые. И в глубоком снегу всё ещё хватает места для них всех…

Виргиния перебирала эти нити-дорожки - вот уж здесь она совершенно не собиралась стесняться, что слушает чужие мысли. Ей важно было знать чувства, надежды, историю каждого из этих воинов, верящих в неё несмотря на то, что её кожа нежнее, чем неокрепшая чешуя ребёнка. Всех - безумие надеяться запомнить… А она старалась. Мыслефон Лаук-Туушса пронизан интересом и симпатией к Рйактат-Шау - а при свете дня и не подумаешь… Рйактат-Шау совсем недавно с ними, а в Сопротивлении - можно сказать, что и давно. Когда в их деревню первый раз пришли солдаты, забирать мясо, хлеб и чем ещё можно поживиться - жители поудивлялись, но отдали. Решили, что где-то идёт война, и нужно поделиться с армией, чтобы война не пришла к ним. Когда пришли второй, третий раз, и забирали всё больше - это не понравилось многим, в том числе и Рйактат-Шау. Собралась молодёжь покрепче, нескольких солдат убили, отобрали их оружие и скрылись в лесу. Стали присылать отряды больше, лучше вооружённые - но до деревни они не доходили, находили свою смерть в лесу. Потеряв терпение, солдаты просто сожгли лес. Рйактат-Шау и его ребята успели бежать - и встретились с одним из отрядов Виргинии. Виргиния потом попросила Тай Нару перевести «Балладу о Робин Гуде» - Рйактат-Шау она очень понравилась, он сказал, что не против, если Выр-Гыйын, которой сложно произносить бреммейрские имена, будет кратко называть его Рон-Гутом.