Unknown - Венок Альянса (СИ)

Пушка в руках Нефануэрмо была лорканской, до сих пор не использовавшейся, возможно, вообще ни разу - неизвестно, о чём думали те, кто продал такое бреммейрам, она требовала сложной корректировки после каждого выстрела, что у непривычного могло занимать до получаса - за это время цель успеет не только переместиться, а подойти вплотную и выстрелить в лоб. Но Нефануэрмо непривычным не был, в военной академии умели доводить такие вещи до полного автоматизма, пальцы плясали по глади экрана, на который ему не требовалось даже смотреть. Гарриетт, у которого опять сбился прицел, набрал в грудь побольше воздуха и… выдохнул. Такова уж выучка рейнджеров, даже в таких ситуациях ругательства даются им с трудом. Мимо прокатил свою установку, перемещая дальше по борту, долговязый молчаливый Эммет. Две флотилии сходились всё ближе, теснее, вгрызаясь в строй друг друга, и вот уже нос к носу сошлись «Кыутуклаастакыу» с вражеским кораблём того же класса, и уже разворачивался роммовский «Махатма Ганди» (в вопросе выбора имени корабля, это имя было единственное из невеликого перечня исторических личностей, которых Ромм помнил, что бреммейры почему-то могли произносить, не искажая), проскочивший между двумя крейсерами Бул-Булы, и это было не очень хорошо для них, так как их кормовые орудия работали уже только частично, а вот носовые «Махатмы» работали отлично… Нефануэрмо снова выругался. Впрочем, не его это дело, если люди решили всё же разделиться - им виднее. Ну, Андо была нужна маневренность самого быстрого катера во флотилии, который Ромм обозвал «Сперматозоидом», но официально он, конечно, носил другое название, а Алан просто не мог отпустить его одного, а Ромму хотелось идти на этом, и это тоже справедливо, потому что там одни из самых сильных носовых орудий, и потому что он ведь помогал его захватывать, и тут уже Сонара решил составить ему компанию… Неудачным манёвром «Аштайкштшаау» пропорола бок об острую пику на носу противника, впрочем, ущерб был обоюдный - эту самую пику, вместе с обеими носовыми орудиями, снесло начисто, бреммейры обоих кораблей азартно поливали друг друга огнём с близкого расстояния. Керадзуэрто, пытавшийся вести счёт, не успел заметить момента, в который оба вспыхнули единым костром, зацепив проходящий мимо торпедный катер - не разобрать в дыму, свой или противника… Пока 4:5, и не в нашу, увы, пользу. Но вот накренился вышедший наперерез тяжёлый крейсер - кажется, после близкого попадания с «Шетшамкхештш», и Эммет покатил свою установку на новую позицию.

– Этим там, в рубке… Надо отойти! Если щас рванёт - и нас накроет…

– Ну вот, ещё один наш взлетел…

Маленький «Эйкхтекхеайим» шёл на очередной разгон, пыряя носовой пикой борта огромного вражеского - было похоже на яростно жалящее насекомое, увы, у бывшего катера береговой охраны других возможностей против такого противника мало - когда его накрыл шквал огня. Увы для спасаемого корабля, взрывной волной сито от почти безвредного тарана разворотило до приличной дырищи. С бортов как горох посыпалось в воду офицерство - кажется, матросы экстренно захотели жить и настаивали на сдаче подошедшему «Шетшамкхештш», а начальство было против такой позорной капитуляции, надеясь на помощь защитившего их корабля, только вот у него сейчас была другая проблема - зашедшая с тыла «Сюзанна Лученко»…

– Какой счёт сейчас? - спросил Тшанар, оттаскивающий раненого Гарриетта к трюмам, где его могла принять и разместить Далва.

– 6:7, и ведём, в кои веки, мы… Вели. - Нефануэрмо приложил ладонь ко лбу в поминально-молитвенном жесте. Волна брызг и пара оседала на его волосах и одежде тонкой наледью. Тшанар проводил взглядом опадающий водяной столб.

– Это… был «Махатма»?

– Да. Ромм, этот храбрый до безрассудства человек, и ваш товарищ-бракири уже с Наисветлейшим. Может быть, и всем нам предстоит последовать за ними. Но мы должны теперь прорываться к берегу со всем возможным упорством и ожесточением…

– «Фа»… Обещаю, я не расстанусь с ней. Добровольно уж точно.

Андрес придирчиво ощупал крепление манжеты, выведенную на запястье панель управления и, видимо, остался доволен.

– Матери как объяснишь такое специфическое украшение?

– Ай, я и до всего этого пай-девочкой не была, переживёт как-нибудь. Если, конечно, я это всё переживу… Глупо, вообще, даже в шутку рассуждать сейчас, что будет, когда это всё закончится. Это другая жизнь, другая реальность совершенно. С шампунями, косметикой, людьми, которые могут болтать часа два и потом непонятно - что они сказали-то, в сухом остатке? Я от всего этого отвыкла совершенно. Ну, про шампуни и косметику не буду лучше, хотя у тебя на голове, смотрю, не такой апокалипсис, как у меня. Неужели у Гелена в загашниках что-то нашлось? По виду и не подумаешь…

Андрес сел на скамью, некоторое время задумчиво сплетал и расплетал пальцы.

– Вообще хороший вопрос, чтоб подумать, хоть сейчас, хоть в какую другую минуту. Кажется, что лучше отложить его на потом, но в этом «потом» будет… хорошо знаю, что. Я пять лет пытался с этой депрессией справиться, потом думал, что справился. На самом деле только теперь понимаю, что готов жить дальше. Кого-то война отпускает легко, потому что они ей и не принадлежали, жестокая необходимость, не иначе, кого-то - потруднее. И мне кажется, ты из второго типа.

– Андрес, людям этого типа нормальная жизнь всё равно тесна, в принципе. Тебе и мне хорошо в том, что эти войны в нашей жизни случились, на них можно всё спереть. А так бы просто идиотами называли. Я знаю, как ты на это смотришь, но я действительно не хочу думать, что потом. Я очень хочу увидеть маму, сестру, брата, правда. И я очень сожалею, что я не попала в этот новый мир, да и вы все из-за меня тоже. Но есть решения, которые надо принимать вот сейчас, ошибочны они или нет - но непринятие решения хуже. Так что сожалею я не о своих решениях, а о том, с чем они совпали. Я смогу оставить Бриму - смогла же Арнассию, хотя и там, и здесь я оставлю кусок себя. Но мне придётся расстаться с Аминтаниром, с Геленом… Вот об этом я не хочу думать. Что мне даст эта твоя обычная жизнь взамен их? Доброго, хорошего, скучного человека?

Бывший террорист покосился на неё с усмешкой.

– Даже не знаю, говорить ли тебе, что отношение Гелена к тебе - чисто отеческое? Уж не знаю, откуда такое отношение у мужика, у которого никогда не было детей, который и с женщиной-то близок не был… Да, зря я это сказал. Прав Гелен, я многовато языком треплю. Хотя мне и думалось одно время, что ты-то за два месяца могла его неплохо узнать… Но кажется, он такой человек, что говорит о чём угодно и о ком угодно, но о своей жизни - меньше всего. О Мэтью Гидеоне я за это время узнал как-то куда больше…