Unknown - Венок Альянса (СИ)

– Завтра всё закончится. Ну, очень хочется на это надеяться… Вы наконец сможете вернуться к своим обычным делам. Всё-таки, хотя вы, конечно, в совсем ином положении, чем все мы, вы ни минуты не были заложником этого мира, но ведь эта маленькая гражданская война определённо спутала ваши планы…

– Не особенно. Во всяком случае, качественно помешать им она не смогла.

– Ну, вы ведь куда-то держали путь, когда встретили Виргинию…

– Последние пять лет я почти непрерывно нахожусь в дороге. Едва ли двое сумасбродных детишек могли б завести меня дальше, чем мой собственный поиск.

– Что ж, тогда надеюсь, что вы найдёте то, что ищете.

– К счастью, я уже нашёл.

– Дай, я, - Виктор оттеснил плечом щуплую Стефанию и рывком распрямил сложенную крестовину стойки, затянув тугую шайбу.

– Вообще-то, хорошо бы мне самой наловчиться это делать, раз уж я осталась тут в помощь Далве, тем более что скоро может понадобиться много таких…

– После того, как мы победим - а мы победим - в их распоряжении будут все госпитали столицы и ближайших городов. Какие уцелели, конечно. Правда, с нехваткой врачей явно предстоит столкнуться…

Стефания думала о том, что в бреммейрской жизни вообще много странного, например - такие высокие стойки для капельниц, при том, что они сами метр с небольшим, надо у Далвы спросить, наверное, у них давление другое какое-то, или что, и о том, что с Виктором всё сложно и только сложно, наверное, и может быть, хотя они, конечно, на ты - после всего-то, но между ними всё же стоит невидимая стена. Или это в ней проблема? До сих пор всегда была в ней.

– Может быть, в таком случае собрать ещё несколько заранее?

Женщина вздохнула, покосившись на сложенные телескопы стоек в углу. Может быть, может быть… Какая-то из них может потом понадобиться самому Виктору. Хотя это, разумеется, Далве виднее. Она что-то говорила такое, что кроме литической смеси из бреммейрских препаратов мало что подходит землянам, если только в критической ситуации или кратковременно…

– Эта просто новая. Вроде бы. Те, что уже собирались и разбирались, более разработанные.

– Если б это и нангим-ныог касалось…

– Ну, к счастью, тебе ведь не приходилось собирать их с нуля?

– Хоть от этого бог миловал.

Стефания подумала о том, что Виктор меньше всего, из этого отряда, имел времени и возможностей для тренировок на этой машине, и никакого оптимизма это внушать не может… Впрочем, Виргиния тоже до «Золотого Дара» не управляла кораблём.

– Самое сложное в нангим-ныог - поместиться в кабине. С этой задачей я справился.

– Теперь главное из этой кабины завтра выбраться целым. На курсах оказания первой помощи у меня, конечно, были неплохие результаты, но уколы я ставлю отвратительно.

Кстати, как не сказать, было вспомнить про Виргинию… Про то, например, как под Акшемтешем она послала в лобовую атаку недавно сдавшийся в плен отряд - они погибли почти все, зато вынудили противника рассредоточить силы. Их нельзя было, разумеется, считать какими-то ягнятами на убой, и Виктора, наверное, нельзя, но всё же - многим ли лучше это, чем быть связанным пленником, перетаскиваемым туда-сюда? Ты в любом случае больше не определяешь свою судьбу. Ты можешь сказать себе, что лучше сражаться, чем им всем здесь погибнуть, победы Бул-Булы он мог бы желать ещё менее, или надеяться погибнуть, чтобы просто прекратилось всё это…

– Я никогда тебя не спрашивала… Мне и сейчас не очень-то хочется. Но на войне иногда убивают. Возможно, потом я буду жалеть, что уже не спросить. То устройство… что оно должно было сделать? Как оно должно было изменить этих людей?

Виктор сжимал и разжимал пальцы, которые свело судорогой от напряжения во время распрямления очередной крестовины.

– Тут кто-то изящно выразился, что, мол, знак, который она носит на волосах, некоторые носят в сердце… Они правы и не правы. Знаете ли вы что-то о судьбе всех этих тысяч нагрудных значков? Уверен, однажды кто-нибудь напишет об этом книгу. Когда стало известно, что Бюро намерено отказаться от внешней атрибутики - то есть, известно об этом стало сразу, как от сегрегационного, рабского элемента - точнее, когда в это окончательно поверили… Легко, думаю, представить, как на это реагировали.

– Мне - сложно. То есть, я не задумывалась об этом… и тогда тоже, наверное, не задумалась бы. То есть, что от этого изменилось бы?

– И такое мнение тоже имело место быть. Разумеется, многие испытали чувство счастья, освобождения - когда уничтожали свои значки, сдавали их на переплавку… Не стоит их прямо осуждать за это. Были и те, конечно, кто наоборот, продолжали носить значки с гордостью. Запрета-то тоже нет… Были те, кто снял и бережно хранил дома. А через несколько лет появились даже коллекционеры, которым можно было эти значки продать… Думаю, они стоили бы дороже, имей они какие-то индивидуальные номера, позволяющие идентифицировать их бывших носителей…

– А ты?

– А что я? По специфике своей работы, я не так часто его носил, и какой-то прочной эмоциональной связи у меня с ним не установилось. Лежит дома… Я это к чему - многие склонны подозревать в участии в неких радикальных, основанных на ностальгии по Корпусу, организациях тех, кто продолжает носить значки, кто тепло или хотя бы нейтрально отзывается о корпусовском прошлом. Ну, наивных людей много… И дело даже не в том, что не так уж разумно члену такой организации афишировать, привлекать внимание. Правда ещё в том, что вопрос, о каких корпусовских идеалах говорить…

– Слышала выражение, что «корпусовские идеалы» - это вообще оксюморон.

– Ну, не стоит всё же так… Понятно, что некая… двойственность, и огромное количество вскрывшейся грязи политической шокировало многих даже больше, чем все эти подробности с лагерями, пытками и прочими ущемлениями прав и свобод. Хотя не совсем понимаю, почему. Самоотверженное и доблестное служение нормальскому обществу просто не могло не иметь оборотной, невидной стороны. Уничтожение системы просто раскололо эти две стороны… Просто ностальгирующие тосковали о Корпусе как об оплоте порядка и безопасности, и видеть в этом кружке по интересам что-то угрожающее может только конченый идиот. Иное дело те, кому ближе оборотная сторона. После всех издевательств - создания системы, натурально и очень жёстко меняющей сознание, не забываем всё же, кем, во имя чьих интересов она была создана - а потом, с лицемерным ужасом, её уничтожение - было логично, в некотором роде, пойти вразнос?

– Логично… хотя не вполне. Меня всегда удивляла вековая вражда. Может, это психология детдомовского ребёнка, но как можно предъявлять счета за то, что произошло сто лет назад?

– Это если верить, что за эти сто лет действительно многое изменилось.