Unknown - Венок Альянса (СИ)

Кажется, в глазах Алиона дрожали готовые оформиться слёзы, и уже не было даже сил поражаться его самообладанию.

– Я не прошу вас… помочь мне сбежать, убедить себя, внушить… Это было бы бессмысленно. Слова были произнесены, действия были допущены. Помилуй Вален мою душу, я мог убить вас…

– Ну, я вас, если на то пошло, тоже.

Они стояли на расстоянии шага, оба держась одной рукой за край стола, тяжело дыша, Андрес судорожно отбрасывал с лица постоянно падающие на глаза волосы.

– Теперь… всё, что нам осталось - прояснить, как в вашем мире принято реагировать на невзаимный интерес и… придти к некому заключению, универсальному для нас обоих… Выйти с честью, сколько её ещё осталось для меня…

– Погодите, о каком невзаимном интересе вы говорите?

– Что?

Андрес потёр свободной рукой висок.

– В отличие от вас, я представитель расы, в которой всё проще с сексуальной свободой. Разумеется, я старался не думать о вас в подобном ключе, потому что… потому что это как-то бесчеловечно, мне казалось. И потому что мне ничего не светит, да. Соблазнить минбарца - это, во-первых, невозможно, во-вторых - неправильно, при вашем сверхсерьёзном отношении к… ко всему. И я так судил, по тому, что вы не размазали меня по стенке, что вы таких мыслей не заметили, ну, в том числе потому, что я предпочитал проигрывать в голове что-то из того, что реально было, это как-то лучше, чем думать о том, чего всё равно не будет… В общем, это к тому, чтоб вы не думали, что вы обескуражили меня чем-то таким, что мне чуждо. Просто запомните, желание не оскорбляет, и… надеюсь, что моё не оскорбило вас. Если что, здесь есть вторая чашка.

Пальцы Алиона дёрнулись в его сторону, словно чтоб прикосновением удостовериться, что это не сон, не бред.

– Вы… думали обо мне… аналогичным образом?

– Да. И простите, не собираюсь в этом каяться, даже если вы снова подкоптите мне мозг. В моей, земной системе ценностей красивый человек не становится запятнан чьими-то мыслями о том, как здорово б было прикоснуться к его коже, увидеть то, что скрыто под одеждой… Это нормально для меня. Я допускаю, что это не нормально для вас, что вам совсем не легче от того, что не только вам, но и мне пришли такие мысли… Вообще, они уже пришли, это факт. Не о чем жалеть.

– Мысль не равна действию, но мысль есть корень, из которого произрастают действия. Посему каковы наши мысли, таковы…

Андрес неловко обхватил минбарца за плечо, притянул к себе и впился губами в его губы.

– Всё-таки, я люблю рисковать.

Алион почувствовал, словно весь он – все его чувства, все нервные окончания - собрались в том месте, малом участке его тела, к которому прикасался землянин. Даже биение сердца, словно пульс сейчас разорвет кожу, и ощущение, словно кожа под пальцами человека горит огнем.

– Не могу сказать, что… Но я рискнул рассудком, своим и вашим, и какой бы путь мы ни избрали теперь… Это путь во мраке, без путеводной звезды…

Андрес медленно, осторожно поглаживал запястье минбарца – кожа светлее, прохладнее, чем земная, но под ней чувствуется бешеное биение скрытого огня. Широкие рукава жреческого одеяния легко пропускали движение пальцев по безволосой руке выше.

– Честно, я не вижу во всём этом никакого мрака.

Алион закрыл глаза, в попытке удержаться в этом странном, новом, кружащемся мире, скользнул ладонью по щеке человека, потом обвил рукой его шею. И, словно в каком-то не самом пристойном сне, робость Алиона потихоньку сменялась смелостью в движениях. Он отстраненно подумал, какое же холодное его тело, или, может, это тело человека пышет жаром, обжигая кожу, обжигая сердце, порождая, пробуждая в нём такой же невозможный, неистовый жар. Как теперь обо всём этом думать (а как можно не думать?) - неужели это имеет какое-то отношение к судьбе, неужели к этому странному повороту вела прямая дорога его двадцати шести лет, его трудов, достижений, надежд, успехов? Но разве это его выбор, его прихоть - этот поворот…

Рука Андреса переместилась на затылок Алиона, скользнула по рельефу костяного гребня. Так они стояли некоторое время, прижавшись лбами.

– Возможно, для вашего спокойствия и было б лучше, если б я помог вам убедить себя, что ничего этого нет, что-то придумал… Но я не люблю врать. Не в таких вещах точно. Меня даже инстинкт самосохранения не останавливает, как видите…

Алион чуть отстранился, глядя в глаза землянину неотрывно, гипнотически.

– Вы сказали, что я неправильно представил ваше тело, что вы вовсе не такой… Я хотел бы увидеть, какой вы на самом деле.

Андрес запрокинул голову, беззвучно усмехаясь.

– Что ж, вы, по крайней мере, можете исправлять то, что представили, вы это смогли, ведь у вас была опора в смысле картин, фильмов, в нашей культуре всё же много обнажённого тела… А мне вот, увы, не удалось, хотя на воображение до сих пор не жаловался. Вы ж вообще редко раздеваетесь, даже спите в одежде. Когда я был подростком, я знал о минбарцах очень мало, слышал кучу разных слухов и вымыслов… Например, что вы холоднокровные, как рыбы. Знаете, это просто взрывало мозг…

– В нашей литературе… военных лет… было очень много сравнений землян с животными. Это оставило много… ненависти, отвращения, укоренившихся надолго, пропитавших плоть и кровь. Но не всем… И плоть и кровь, как и дух, очищаются. Мы все становимся лучше, выше, когда можем взглянуть на другого, отличного от нас, как на самого себя.

– Что ж, если это… нельзя никак увязать с вашим ожиданием самой главной встречи, сделать таким авансом в будущее, то наверное, сейчас… вы нашли не хуже смысл.

– Наши миры давно не враги, Андрес. Мы с вами никогда не были врагами. Это только вопрос эстетики… наш общий страх. Увидеть эту чуждость в другом, увидеть её в глазах другого…

Андрес закусил губу, чувствуя, как его охватывает совершенно неописуемый, немыслимый восторг от того, что он делает, лихорадочно выпутывая пуговицы из петель, стягивая рубашку с плохо слушающегося его тела, чувствуя, как режет подушечки пальцев собачка непокорной молнии на брюках. Оставшись совершенно голым, он оперся о столешницу обеими руками, чувствуя кожей и ослепительно яркий свет лампы, и скользящий по нему взгляд Алиона. Никогда прежде он, конечно, не раздевался для того, чтоб на него вот так смотрели, изучая, и подумать, следовательно, не мог, что ему это может нравиться - быть объектом изучения, чувствовать себя таким уязвимым, беззащитным…

– Вы очень красивы, - Алион, некоторое время стоявший на расстоянии полутора метров, сделал шаг вперёд, - да и вы знаете это, вы только думали, что это та красота, которая не может нравиться мне, что мне нужно нечто более… совершенное. Благодаря нашим разговорам о самоконтроле, о дисциплине сознания, мыслей вы считаете нас помешанными на совершенстве. Но разве это противоречит… У вас очень сильное, развитое тело. Это считается красивым и у вас, и у нас. Ваше тело… вполне похоже на ваше сознание. Я нахожу это восхитительным.