Unknown - Венок Альянса (СИ)

Два часа – не так мало времени, чтоб морально подготовиться, но и не так много. Они шли путанными улочками старого города и вполголоса беседовали.

– Дэвид, сколько б вы ни убеждали меня… сколько б я сам не убеждал сам себя – это опасно…

– А разве для безопасности мы сюда летели? Если я хочу стать рейнджером, я должен уметь справиться. Позором бы было отступить теперь. Он ведь… ничего не заподозрил?

– Такого я в его мыслях не почувствовал. Глубже лезть было опасно – Страж мог это почувствовать. Но и более простые и естественные его намеренья не могут меня не пугать.

– Вы думаете…

– Нет, я не уверен. Всё же вы не соответствуете, уж извините, центаврианским стандартам привлекательности… Но если всё же…

– Мне ничего не грозит, - улыбнулся Дэвид, - я ведь не женщина.

– Я даже не совсем об этом. Вы ведь понимаете, если он обнаружит… Если раскроет вашу маскировку… Его придётся убить. Мы не можем позволить, чтоб он донёс о нас.

Тут, конечно, и Дэвиду стало мрачно…

Стража они обнаружили в одном из переулков. Присоединяться к Дэвиду он не стал, просто запомнил адрес и снова исчез.

Апартаменты, в которых остановился генерал, производили впечатление основательной, уверенной в себе роскоши уже на подходе. Само здание было построено многим позже, чем большинство богатых домов в городе, но выдержано в том же стиле – не то чтоб центавриане тряслись над сохранением архитектурного облика города, просто этот стиль в данной местности считался верхом совершенства, что ли. Ну, это можно было понять. Без вычурностей последующего центаврианского барокко, без нелепостей предыдущего, более грубого подобия земного романского стиля. Всё на своих местах, всё именно так, чтоб показать: здесь звучит наше имя, здесь имение наших предков, здесь мы хозяева. Брюс вполголоса ворчал, всё ещё недовольный тем, что ему придётся уйти…

Центаврианин, уже свободный от парадного мундира и сверкающий белоснежной рубашкой и золотым шитьём на жилете, проводил Дэвида в богато украшенную комнату, где уже был накрыт стол. Ноги утопали в мягком ковре, пахло горящими свечами и какими-то благовониями, сверкали спелыми боками фрукты в вазах… Центаврианин опустился на диван, устланный мягкими подушками, и сделал Дэвиду знак приблизиться.

– Сядь. Расскажи мне о себе. Я видел испуг в твоих глазах там, на площади… Ты боишься меня? Не надо. Я никогда не обижу такое милое создание. И если ты скажешь, кто обижал тебя прежде, я распоряжусь, чтоб их нашли и примерно наказали. Скажи, давно вы с братом зарабатываете на хлеб пением на улицах?

Дэвиду было очень непросто. Минбарец приучен с детства не лгать. А сейчас придётся что-то выдумывать… Но ничего не поделаешь, так нужно.

– С детства, мой господин.

– Вы рано осиротели? Намного брат старше тебя? Вы не очень похожи.

– Мы от разных матерей, мой господин.

– Ваш отец был в состоянии содержать две жены?

– Они были у него по очереди, мой господин. Мать моего брата умерла при родах. Прошло много лет, прежде чем отец женился вновь.

– Это прекрасно, что брат заботится о тебе… Но он должен был позаботиться о том, чтоб выдать тебя замуж.

– Мы бедны, мой господин. За меня нечего дать в приданое.

Центаврианин кивнул.

– По крайней мере, за этот вечер ты получишь щедрый подарок, который позволит тебе задуматься о замужестве. Наполни мой бокал, девушка. День ещё не кончился, но я устал и хочу вкусить того, что мне приятно.

Дэвид удалился в сторону домашнего бара. Видимо, всё же он ни о чём не подозревает… Если Страж и почувствовал присутствие другого Стража, то не успел понять, на ком он был. Видимо, в идее пригласить к себе уличную певицу он никакой угрозы не усмотрел, и позволил это…

Центаврианин залпом осушил бокал – должно быть, его мучила жажда, ведь обычно любимые напитки пьют, смакуя – и лицо его враз переменилось.

– Добрая девушка! Ты налила мне алкоголь?

– Бревари, мой господин… Я выбрала лучшее из тех, о которых знала. Я подумала, что это именно то, чего желает господин.

– Как мне тебя благодарить… Сам я не мог себе этого позволить. Я думал, что удовольствуюсь джалой или тинксом, но ты… ты, сама не зная, так помогла мне! Только от алкоголя он засыпает.

«Ещё бы он не засыпал».

– Кто, мой господин?

Центаврианин рванул ворот рубашки, словно ему не хватало воздуха.

– Не знаю, способна ли ты увидеть… Иногда, когда он спит, его можно увидеть, он больше не контролирует ни себя, ни меня. Сегодня на площади, девушка, ты пела о древних героях, о мужестве, доблести, славных победах и достойной кончине… Слёз не было на моих глазах, но они жгли мне сердце. Сейчас нашей родине угрожает враг куда более страшный, чем во все времена… А мы ничего не делаем. Не обороняемся, не проливаем свою кровь, не встаём нерушимым щитом между неприятелем и нашими землями. Небывалый позор случился в истории – центавриане рабы… И мы не сгораем со стыда, мы продолжаем жить с этим…

Он не сказал, сделал знак глазами – но Дэвид понял без слов, и наполнил его бокал снова.

– Конечно, и войны сейчас ведутся не так, как прежде… Враг не подходил к нашим границам с барабанами и стягами, с шумом многочисленной армии, как было это в прежние времена, не объявлял нам войны, не вострубил на весь мир… Он пришёл тайно. Скрытно. Прополз в щели, действовал хитростью, подлостью… С таким врагом сложнее бороться. Хотя он ли, он ли поразил наш народ страшнейшей чумой из всех – трусостью… Мы стали жалкими и самодовольными, мы забыли великий дух наших предков! Пой, девушка, может быть, ты сможешь пробудить этот дух, может, он не умер, а только спит… Но не знаю, не слишком ли будет поздно.

Дэвид решил, что в данной ситуации приличествует взять мужчину за руку и придвинуться ближе.

– Если ваша ничтожная раба что-то может сделать – только скажите.

– Ты чиста сердцем, Дэйва, в наши времена нечасто такое встретишь… Не знаю, можешь ли ты что-то сделать. Не знаю, может ли хоть кто-то что-то сделать теперь. Знаешь ли ты, зачем я здесь? Мой отец… мой отец, тоже генерал Кальдаро, герой Гораша и достойнейший в нашем роду… Он окончил свои дни, порабощённый таким же отвратительным созданием. По его приказу, по приказу тех, кто захватил Центавр, он разместил здесь, на заводе по переработке взрывчатых газов, бомбу… Её взрыв должен смести всё в округе, до самого Регола и до реки Тиши… Тогда они не собирались устраивать этого взрыва, и приставили к бомбе надёжную охрану, чтобы её случайно не обнаружили, чтобы она не взорвалась прежде времени. Сейчас это время настало. Я, его сын, унаследовавший его сан и его хозяев, прибыл сюда, чтобы снять эту охрану, чтобы подготовить всё к тому моменту… Когда они принесут Центавр в жертву их вечной священной войне. Наша смерть даст им необходимую силу, так они говорят.