Руслан Шабельник - Пути Господни (СИ)

Шепоток, большей частью недовольный, прошел комнатой.

Он сжимал руку девушки, он гладил податливое плечо, он терся носом, и горячая кровь стучала в висках.

Великая Мать, вот бы собрание не кончалось. Шло и шло, а хозяева говорили и говорили. Вечно.

- На стороне техников – сила.

Хозяин Брайен покачал головой.

- Ошибаетесь, сила на нашей стороне. Сколько техников, сколько всего техников, вместе с армией и десантной командой? Кучка. И пять сотен не наберется. Нас – тысячи.

- Вместе с рабами.

- Вместе с рабами. Именно поэтому, обозленные, отчаявшиеся, бывшие воины и охотники, они нужны нам.

- У техников – оружие. Их сектор всегда под охраной. Узкий, хорошо простреливаемый коридор.

- Я уже говорил на предыдущих собраниях – об этом не беспокойтесь. Я проведу вас. Мы окажемся в самом центре сектора техников. В его сердце. Рядом с арсеналом.

- Даже если это удастся, даже если мы захватим арсенал. Ни один из нас не умеет пользоваться оружием. Мы даже не знаем, как брать… на что нажимать…

- Нам и не нужно. Главное – не подпустить к арсеналу их. Именно поэтому необходимы рабы – живая, многочисленная, способная сражаться сила. Сила, которой нечего терять, кроме своих оков.

Он был счастлив.

Великая Мать, как он был счастлив.

И слова… девушка произносила их, всякий раз, как он признавался в любви.

«Ты мне тоже нравишься, Рхат!»

Эти снова звучали у него в ушах, будили ночью и… пропускали мимо ушей другие. В основном – слова Хозяев.

Хозяйка Рената в последнее время стала нервной… кричала на Рхата, на Лизу, даже на Хозяина Брайена, часто без повода. Потом плакала, просила прощения.

Даже у Рхата просила.

Он прощал.

Ради встреч с Боэтой он был готов снести все крики мира, и ругательства, и оскорбления, и даже побои…

- Это мой план, в общих чертах. Нам необходимо проработать детали. Кто войдет в нашу десантную команду. Какие позиции займут остальные сектора. Кто поведет фабричных рабов. Будет направлять. Их действия, основные и второстепенные задачи.

- Боэта, я люблю тебя!

- Да погоди, Рхат!

***

Но некоторые бывшие братья и сестры безвозвратно погрязли в грехах и скверне.

Глядя на них, сердце Великого Сонароллы обливалось кровью. И не переставал он молиться за заблудших…

Летопись Исхода

Глава 3. часть 3

- Отринь заблуждения, прими истину природы Учителя. Влейся в лоно братьев.

- Пошел ты!..

Склады были заполнены полками и стеллажами, стеллажи были заполнены вещами. Нужными, как воздух, неприметными, как тень.

Вещи вынесли, спешно рассовав по освободившемся каютам.

Склады и полки заполнили людьми.

- Выйди к братьям и сестрам, публично покайся, публично прими наши взгляды. Стань одним из нас.

- Пошел ты!..

Их вызывали по одному. Неулыбчивый Харлампов, сопровождаемый парой рослых аграриев, конвоировал… задержанного бесконечными коридорами Ковчега. И хмурые взгляды щедро рассыпали на пути процессии острые камни.

Всякий раз, вызывая очередного заблудшего, Харлампов краснел девицей на выданье и старательно прятал глаза.

- Касьянов! – кидалось в сумеречную темноту склада.

- Иду!

Беседовал Александр Сонаролла, лично, с каждым. Он не прятал глаза – худой текстильщик, имеющий титул Пастырь и окруженный сонмом единодумцев.

- Познай истинное учение, и все, ты – свободен. Выйдешь отсюда, вернешься к семье…

- Пошел ты!..

Они упорствовали, эти инакомыслящие, упорствовали в своих заблуждениях.

- Учитель, Отец наш небесный, - не раз и не два Сонаролла возносил молитву тому, кто мудрее его. – Вразуми непонятливых, наставь на путь истинный заблудших. И дай мне сил и терпения воплотить волю твою. Прибави мудрости понять ее и отыскать пути претворения. Слава.

- Слава! – эхом вторили присутствующие, возносящие схожие молитвы.

- Отринь… прими… покайся… войди…

- Пошел ты!..

Терпение в этот час было превыше мудрости.

Терпение есть добродетель. Добродетель присуща не всем.

Брат Рав Танг, раскрасневшийся от обращения инакомыслящих, подскочил к хмуро глядящему на высокую комиссию Знанскому.

- Ах, пошел я?.. Да пошел ты!

Худая рука свистнула плетью.

Знанский упал, не столько от удара, сколько от неожиданности.

Алая густая кровь текла по подбородку.

- Отринь…

- Пошел…

- На!!

Глухой звук удара и жизненная влага брызжет рубиновыми каплями.

- Прими…

- Пошел…

- Получай!

И руки убрались кровью.

Чужой кровью.

Энтони Левицкий, потирая костяшки пальцев, склонился над братом.

- Ты откажешься от своих взглядов!

Ответом служил кровавый сгусток, презрительно сплюнутый разбитым ртом.

***

Высокого Трибунала ярусами не обойдешь.

Из сборника «Устное народное творчество»

Авраам Никитченко – Великий Пастырь испытывал удовольствие. Удовольствие смотреть на врага сверху вниз.

Лакомство для гурманов.

Именно на врага.

Если таковые отсутствуют – их следует выдумать.

Авраам выдумал.

Вытащил первую попавшуюся занозу из задницы и воткнул на вакантное место недругов.

Первая ласточка.

Давняя заноза.

Ничего, за ней придет черед остальных.

Засиделась, застоялась Мать Церковь. Зажралась! Авраам Никитченко мог так говорить – кому, как не Великому Пастырю?

Скоро, очень скоро, он слегка разворошит это гнездо, добавит огня под вяло булькающим киселем.

Учитель говорит: «Мир не стоит на месте». Застоялся, заждался настоящей работы люк Утилизатора.

Его пастыриат запомнят, ах как запомнят. Благодарные потомки будут вспоминать имя Авраама Никитченко, наравне с именами легендарных Великих Пастырей: Александра Сонароллы, Хоакина Морозова, Робура Линкольна. Доброжелатели будут превозносить его до звезд. Недоброжелатели… недоброжелателей не останется.

- … празднике… конкурса поэтов… ваши люди… арестовали юношу… техника…

Этьен Донадье произносил свою речь. Пламенно, с жаром. Сбиваясь с темы на тему и делая паузы в совершенно неожиданных, самое главное – неподходящих местах.

Великий Пастырь поморщился. Технарю, проводящему большую часть жизни среди безмолвных механизмов, никогда не освоить, не осознать многозначительность пауз, силу шепота, музыку крика, исчерпываемость недосказанного.

Этьен – милый враг, ты стоишь и краснеешь, ты так и не научился скрывать своих чувств. Теперь не научишься. И дело совсем не в возрасте или закостенелости характера. Просто – поздно. Слишком поздно. Время. Этьен, оно идет, оно движется, отсчитывая последние часы, дни, возможно – по самым оптимистическим прогнозам – недели. Оно идет, и оно работает на меня, на нас.

Мальчишка – это плацдарм, с которого начнется более чем широкомасштабное наступление.