Ким Робинсон - Красный Марс

— А если потратим чуть больше времени, то и плюс-минус сантиметр, — с воодушевлением добавил Саймон. — Уж мы его не пропустим!

Они ехали еще минуту, проверили свое положение, повернули направо и проехали еще, после чего снова сверились. Наконец Энн объявила, что они на полюсе — или очень близко к нему. Саймон ввел в компьютер команду расчета, и они оделись, вышли и побродили вокруг, чтобы убедиться наверняка, что они на нужном месте. Энн и Саймон собрали стружку. Надя ходила по спирали, расширяя ее в направлении от марсохода. Красновато-белая равнина, горизонт в четырех километрах, слишком близкий, — вдруг она постигла, так же, как во время заката на черных дюнах, каким все это было чужим. Она вдруг осознала близость этого горизонта, неестественную гравитацию, мир, который был так мал… и то, что она стояла прямо на его северном полюсе. Теперь было L S= 92°, почти так близко к солнцестоянию, как только можно было желать, и, если бы она сейчас встала к солнцу лицом и не шевелилась, оно оставалось бы прямо перед ней весь остаток дня, а может, и всю неделю! Это было удивительно. Она вращалась на самой вершине. Если бы она простояла тут достаточно долго, то смогла бы это ощутить?

Поляризованное стекло ее забрала превращало солнечные блики на льду в яркую полосу из кристаллических точек всех цветов радуги. Здесь не было очень холодно. Подняв руку, она ощутила, как ее обдувает лишь легкий ветерок. Изящная красная полоса осадочного слоя накрывала горизонт, будто линия меридиана. Подумав об этом, она улыбнулась. Вокруг солнца просматривалось слабое ледяное кольцо, достаточно крупное, чтобы его нижняя дуга касалась горизонта. Лед на шапке испарялся и сверкал в воздухе, заполняя кольцо своими кристаллами. Широко улыбнувшись, она втоптала следы своих ботинок в северный полюс Марса.

В тот вечер они повернули поляризаторы так, чтобы в окнах модуля им предстало совсем уж затемненное изображение белой пустыни. Надя сидела с пустым подносом для еды на коленях и потягивала кофе из чашки. Цифровые часы перещелкнули с 11:59:59 на 0:00:00 и остановились. С их замиранием стала более ощутимой и тишина, царившая в марсоходе. Саймон спал, Энн сидела на месте водителя, глядя в окно, после того как съела половину ужина. И ни звука, кроме шума вентилятора.

— Я рада, что ты привела нас сюда, — сказала Надя. — Здесь восхитительно.

— Кто-то же должен получить наслаждение, — ответила Энн. Когда она злилась или печалилась, ее голос становился ровным и отстраненным, будто она просто констатировала факты. — Это место останется таким недолго.

— Ты уверена, Энн? Ведь здесь глубина пять километров, разве ты этого не говорила? Неужели ты действительно думаешь, что оно тут же исчезнет из-за этой черной пыли?

Энн пожала плечами.

Все зависит от того, насколько теплым мы его сделаем. И от того, сколько всего воды есть на планете и сколько воды из реголита выльется на поверхность, когда мы нагреем атмосферу. Ничего из этого мы не узнаем, пока все не случится. Но я подозреваю, что, поскольку шапка представляет собой наиболее открытую массу воды, на ней это отразится сильнее всего. Она может почти полностью испариться, прежде чем какая-либо существенная область вечной мерзлоты растает хотя бы наполовину.

— Полностью?

— Ну, что-то, конечно, будет откладываться каждую зиму. Но это не так уж много, если смотреть глобально. Это сухой мир, его атмосфера сверхбезводна. Антарктида — джунгли по сравнению с ним, а ты же помнишь, как она нас истощала? Так что, если температуры поднимутся как следует, лед растает невероятно быстра Вся эта шапка переместится в атмосферу и ее сдует на юг, где она будет подмерзать по ночам. Так, по сути, она распространится по всей планете в виде ледяной корки в сантиметр толщиной, — она состроила гримасу. — Хотя на самом деле, конечно, ее будет меньше, потому что бóльшая часть так и останется в атмосфере.

— Но, когда станет еще теплее, она растает и пойдет дождь. Тогда у нас появятся реки и озера, да?

— Если атмосферное давление будет достаточно высоким. Жидкая водная поверхность зависит от давления воздуха так же сильно, как и от температуры. Если и то, и другое возрастет, мы сможем гулять здесь по песку уже через несколько десятилетий.

— Зато здесь появится приличная коллекция метеоритов, — заметила Надя, стараясь подбодрить Энн.

Не получилось. Энн поджала губы, посмотрела в окно и осуждающе покачала головой. Ее лицо иногда становилось таким мрачным, что это нельзя было объяснить одним лишь Марсом: должно быть что-то еще, чем можно объяснить ее глубокое уныние, ее внутреннюю боль. Ее Бесси Смит. На это было тяжело смотреть. Когда Майя грустила, как Элла Фицджеральд, поющая блюз, было видно, что ее грусть напускная, что на самом деле под маской печали струился восторг. Но когда грустила Энн, на нее было больно смотреть.

Сейчас она взяла свою тарелку с лазаньей и откинулась назад, чтобы поставить ее в микроволновку. За ней под черным небом сверкала белая пустошь, будто мир снаружи превратился в фотонегатив. На циферблате вдруг загорелось 0:00:01.

Четыре дня спустя они покинули льды. Возвращаясь к Филлис, Джорджу и Эдварду, трое путешественников одолели холм и замерли на месте. На горизонте возвышалось сооружение Из плоской осадочной породы на дне каньона вырос классический греческий храм с шестью дорическими колоннами из белого мрамора, увенчанных кругом плоской крыши.

— Какого черта?

Подойдя ближе, они увидели, что колонны были сделаны из ледяных барабанов от бурильной установки, поставленных друг на друга. Диск, служивший крышей, был грубо обтесан.

— Это Джордж придумал, — сообщила Филлис по радио.

— Я заметил, что ледяные цилиндры были такого же размера, что мраморные барабаны, которые греки использовали для своих колонн, — объяснил Джордж, довольный собой. — Остальное уже было очевидным. А бурение шло идеально, поэтому у нас появилось немного времени, которое надо было убить.

— Выглядит здорово, — сказал Саймон. И это было правдой: чужеродный монумент, пришелец из иного мира, сиявший, будто плоть в долгих сумерках, будто подо льдами текла его кровь. — Храм Ареса.

— Нептуна, — поправил Джордж. — Полагаю, не стоит поминать Ареса слишком часто.

— Особенно если принять во внимание обстановку в нашем лагере, — добавила Энн.

Двигаясь на юг, они определяли маршрут по собственным следам и ретрансляторам, благодаря чему он казался таким же определенным, как шоссе с асфальтовым покрытием. Энн даже не пришлось указывать на то, насколько иными теперь были их ощущения от дороги: они больше не исследовали нетронутую землю, изменилась сама природа окружающей местности, размеченной теперь двумя штрихованными параллельными полосами колесных следов. Она стала для них просто «дорогой» и больше не была дикой территорией — в этом, собственно, заключалась суть прокладки пути. Теперь можно было оставлять управление автопилоту, и они зачастую так и поступали.