Ким Робинсон - Красный Марс

— Что ты хочешь этим сказать?

— Просто напоминаю тебе. Пытаюсь помочь тебе понять, почему кто-то смог это сделать.

— Значит, ты думаешь, это Энн.

— Или Аркадий, или Хироко, или кто-то из новых колоний, о ком мы вообще не слышали. Теперь здесь много народу. И много группировок.

— Я знаю.

Сакс подошел к столу и осушил свою старую потрепанную кофейную чашку. А потом, наконец, продолжил:

— Мне бы хотелось, чтобы ты попробовал выяснить, кто это сделал. Иди туда, куда должен. Иди поговори с Энн. Вразуми ее. В его голосе прозвучали нотки грусти: — Я больше не могу с ней общаться.

Джон пристально на него посмотрел, удивленный этим проявлением чувств. Сакс принял его молчание за несогласие и продолжил:

Знаю, это тебе не совсем по духу, но с тобой готов разговаривать кто угодно. Ты чуть ли не последний, о ком можно так сказать. Знаю, ты работаешь на мохоле, но ведь можно передать свою часть работы остальной команде и появляться там только для этого расследования. Ведь больше некому этим заниматься. У нас нет настоящей полиции, куда можно было бы обратиться. Но раз такие случаи продолжают происходить, УДМ что-нибудь предпримет.

— Или вмешаются транснационалы, — предположил Бун. Вид самосвала, летящего с неба… — Ладно. В любом случае я поговорю с Энн. После этого нам нужно собраться вместе и обсудить безопасность проектов по терраформированию. Если мы сумеем покончить с этим, то сдержим УДМ.

— Спасибо, Джон.

Бун вышел на балкон своего номера. Вестибюль был засажен соснами с Хоккайдо и сильно пропах смолой. Внизу среди деревьев двигались медные фигуры. Бун представил себе новую картину. Он уже десять лет участвовал в проекте Расселла по терраформированию, управлял мохолами, занимался связями с общественностью и подобными делами. Ему нравилась его работа, но он не стоял на рубеже какой-либо из вовлеченных в проект наук и не участвовал в принятии решений. Он знал, что многие считали его лишь символом, знаменитостью, о которой все говорили на Земле, помешанным на космосе человеком, которому однажды повезло и который теперь все время этим пользовался. Это не волновало Джона; ведь всегда были люди, достающие другим до колена и желающие, чтобы те тоже были их роста. Ничего страшного, тем более в его случае они явно неправы. Он обладал довольно значительной властью, пусть никто, кроме него, и не мог заметить полной ее силы, так как она состояла из бесконечного множества личных знакомств и влияния, которое он мог оказывать на решения других людей. Как-никак, власть не обязательно подразумевала высокие звания. Власть подразумевала видение, силу убеждения, свободу действий, славу, влияние. Все-таки именно символ стоит впереди и указывает путь.

Но несмотря на все это, в его новом задании было нечто притягательное. Он уже это ощущал. Оно было трудным, возможно, рискованным… но самое главное, оно бросало вызов. Новый вызов, ему это было по душе. Когда он вернулся в номер и забрался в кровать (Джон Бун спал здесь!), то понял, что теперь ему предстояло стать не только первым человеком на Марсе, но и первым детективом. Он усмехнулся этой мысли, и его сознание в последний раз вспыхнуло под действием омегендорфа.

Энн Клейборн проводила исследования в горах, окружающих бассейн Аргир, из-за чего Джону пришлось взять планер, чтобы прилететь к ней из Сензени-На. На следующее утро он поднялся на лифте по причальной мачте к стационарному дирижаблю, парившему над городом, и пришел в восторг от простирающегося во все стороны вида огромных каньонов Таумасия. С дирижабля он перебрался в кабину одного из планеров, что были пришвартованы в его нижней части. Пристегнувшись ремнями, отцепил планер, и тот камнем упал на термический воздушный поток из мохола, который резко подбросил его вверх. Не без труда завладев управлением, он вывел свой аппарат на крутую восходящую спираль, продолжая бороться с тряской, по ощущениям казалось, будто он летел в мыльном пузыре над костром!

На высоте пять тысяч метров пушистое облако стало плоским и растянулось на восток. Джон соскочил со своей спирали и направился к юго-востоку, приноровившись к планеру и теперь как бы играя с ним. Теперь он должен осторожнее лететь меж ветров, чтобы добраться до Аргира.

Он направил планер на вязкий солнечный свет. Ветер обтачивал его крылья. Земля внизу была грубого темно-оранжевого цвета, переходящего в более яркий оттенок ближе к горизонту. Южные горы выпячивались со всех сторон, неотесанные, древние, бледные, как и все испещренные кратерами поверхности. Джон любил летать и пилотировал неосознанно, сосредоточившись на земле, лежавшей под ним. Лететь, сидя и ощущая ветер, глядя на землю и не думая ни о чем, для него было бесценным удовольствием. Шел 2047-й год (или 10-й М-год, как он обычно повторял про себя), ему было шестьдесят четыре, и он был самым известным человеком из ныне живущих на протяжении последних почти тридцати лет. Но счастливее всего он чувствовал себя, когда оставался наедине и летал.

Спустя час он начал рассуждать о своем новом задании. Важно было не предаться фантазиям о лупе, сигарном пепле или сыщиках с револьверами — кое-чем нужно было заняться уже в полете. Он позвонил Саксу и спросил, возможно ли загрузить в его ИИ данные УДМ ООН о миграциях и межпланетных путешествиях так, чтобы об этом не знали в самом управлении. Сакс, покопавшись, вернулся и сообщил, что может это устроить. Тогда Джон задал еще несколько сопутствующих вопросов, после чего продолжил полет молча. Один час и множество кратеров спустя красный огонек Полин быстро моргнул, оповестив о завершении загрузки данных Джон попросил ИИ провести ряд анализов полученной информации и, когда тот справился, изучил результаты, высветившиеся на экране. Закономерности перемещений сбивали с толку, но он надеялся, что что-нибудь могло проясниться, если сопоставить их со случаями саботажа. Конечно, были и те, кто переезжал туда-сюда, не отмечаясь в записях, были тайные колонии, и кто знал, что Хироко и остальные думали о проектах по терраформированию?

И все же изучить результаты стоило.

Впереди на горизонте возвышались горы Нереид. Тектонические движения на Марсе были редкостью, поэтому горных хребтов было немного. Те же, что существовали, в основном оказывались краями кратеров в увеличенных масштабах, кольцами вулканических пород, изверженных при столкновениях такой силы, что образовались завалы в форме двух-трех концентрических рядов, каждый шириной в несколько километров, каждый чрезвычайно бугристый. Эллада и Аргир, два крупнейших бассейна, были, соответственно, окружены крупнейшими хребтами. А единственный, кроме них, горный хребет — горы Флегра, расположенные на склоне Элизия, — был, вероятно, тем, что осталось от ударного кратера, впоследствии затопленного при извержении вулканов Элизия или древним Северным океаном. Споры вокруг этого вопроса так и не пришли к единому заключению, а Энн, главный авторитет Джона в таких случаях, никогда не выражала мнения на этот счет.