Виктор Точинов - Мёртвые звезды

Голос Орлова снаружи:

— Открой! Ты там жив? Открой люк!

— Вроде жив… Сам не знаю… — пробормотал Игорь.

Там же, чуть позже

— Звуки от тебя доносились — не то душат кого-то, не то извращенно насилуют, — сказал Константин. — Думал уж, сейчас наш дружный коллектив уменьшится еще на одного человека.

— Кошмар привиделся, — объяснил Игорь, вытирая со лба холодный пот. Казалось, что в ушах до сих пор стоит отзвук чудовищного вопля Нади-таракана.

— Бывает… Слушай, ты приведи себя в порядок — а то выглядишь страшнее трупа ожившего. Я минут через десять загляну. Поговорить надо.

К тому времени, когда он вернулся, Игорь успел переодеться и окончательно проснуться, — но настроение у него было самое мрачное. Сегодняшний сон — еще цветочки, спокойных сновидений теперь ждать не приходится… Недолго и вообще свихнуться от мысли, что летишь черт знает где, в одной железной коробке с убийцей.

Вновь оказавшись в каюте, Орлов первым делом показал взглядом на камеру. Игорь кивнул успокаивающе: теперь этот агрегат был отключен постоянно, уже без каких-либо ссылок на профилактику, — должность бортинженера имеет свои преимущества. Конечно, соответствующий пункт контракта с КРТ тем самым безбожно нарушался, ну так и про отстрел участников в том контракте ни строчки… Форс-мажор, господа, форс-мажор.

…Выяснилось, что у Константина родился план: как обнаружить и обезвредить убийцу. Самим, самостоятельно, без указок с Земли.

— Ничего они нам толкового не присоветуют, — убеждал он Игоря. — Только мешать будут, под руку толкать. Нет методов для расследований на таких расстояниях. Да и после нашего случая они не появятся. Невозможно… Все равно что заниматься сексом с расстояния в тысячу километров.

— Почему? Показывали же по стерео в прошлом году…

Орлов сначала не понял, потом сообразил:

— А-а-а, ты про секс… Вношу коррективу: все равно что зачать ребенка с расстояния в тысячу километров.

Игорь подумал, что и дистанционное зачатие в наше время не проблема: облепленные датчиками по всему телу, с кибершлемами на головах родители на разных континентах находятся в объятиях виртуалов, в точности копирующих далекого партнера и воспроизводящих его действия, а суборбитальный лайнер в это время доставляет контейнер с мужской спермой… Но спорить не стал. Спросил:

— Что ты предлагаешь?

— Предлагаю взять инициативу на себя. Спровоцировать убийцу на очередной удар.

— Очередной? А с чего ты взял, что он вообще будет, — очередной?

Игорь и сам подозревал: будут еще трупы, но очень бы хотел увериться в обратном. И продолжил, убеждая не то Орлова, не то самого себя:

— Глупо надеяться выиграть главный приз, перестреляв всех конкурентов. Один инцидент еще можно как-то замолчать, замазать… Но если трупы начнут появляться один за другим, серией, то шоу прикроют, сомнений нет. К чему тогда всё?

— Я и не утверждаю, что он собирается перестрелять всех. Но любой убийца, зная, что он непременно, вместе с остальными, окажется под подозрением, — не может быть спокоен. Наверняка терзается: не прокололся ли в какой мелочи, не оставил ли какую-нибудь улику против себя.

— И что?

— А мы ему намекнем, вернее, я намекну: да, есть такая улика! Никто, дескать, о ней пока не знает, но скоро узнают все.

— До следующего голосования долго… Не станет же он под камерами…

— А вот тут мне и нужна твоя помощь.

— Какая?

— Надо имитировать сбой в основной системе энергоснабжения. Дескать, свет погас, камеры обесточены — делай, что душе угодно.

— Трудно… — усомнился Игорь. — Здесь не городская квартира, где предохранитель сработал, — и сиди в потемках. Фактически тут несколько независимых систем, и… Короче говоря, если свет погаснет — камеры продолжат работать.

— Да и пусть работают! Даже лучше… Но кто, кроме тебя, в этом досконально разбирается? Никто! Твое дело — погасить свет и объявить по громкой связи: поломка, дескать, станция обесточена.

Игорь призадумался. Да, пожалуй, может сработать… Но все же идея ему не нравилась. И он сказал:

— А ты уверен, что справишься? Что не…

— Справлюсь, — перебил Константин, и прозвучало это так, что Игорь не стал дальше озвучивать свои сомнения.

О том, что Настя Чистова погибла, а не выбыла из шоу путем голосования зрителей, теоретически на «Немезиде» знали лишь трое: Игорь, Константин и неведомый убийца. Но отчего-то все участники чувствовали себя на редкость подавленно. Не слышалось обычных шуток и подколок (остроумный игрок собирает куда больше зрительских голосов!), не клеился общий разговор. В кают-компании собрались — а куда еще податься? — но сидели по углам, группами по два-три человека, о чем-то негромко переговаривались. Настороженно поглядывали на люк «исповедальни», но над ним давненько не загоралось табло с номером участника, приглашаемого за очередной порцией сценария…

Громкие слова Орлова, обращенные по видимости к Барби, услышали все:

— Скажи, Наташа, ты давно проверяла медизолятор?

Барби удивленно захлопала ресницами, ответила не сразу и несколько сбивчиво:

— Да я… ну, когда прилетели… А зачем? Кто заболел?

— Сдается мне, что скоро он потребуется, — туманно объяснил Константин.

В разговор вступил Марат:

— Нет уж, ты не темни… Если чувствуешь, что заболеваешь, — так зачем тут сидишь, среди нас?

— Я здоров, не беспокойся, — отвел подозрения Константин. — Но кое-кому отдельное помещение вскоре потребуется.

После его слов повисла долгая пауза — привычная во всех разговорах с участием Марата.

Дело в том, что по сценарию он считался в «Наших звездах» первым остряком-юмористом (остальные могли бороться только за второе место в рейтинге). Но, как известно, лучшие экспромты сочиняются заранее, — однако на все случаи жизни, на все повороты разговора их не напасешься. Известно и другое: голова хорошо, а две лучше. Логика подсказывает, что три головы — еще лучше, ну а четыре — совсем уж хорошо. Именно так — в четырех головах — рождались остроты Марата. Его соавторами были трое оставшихся на Земле юмористов (поговаривали, что среди них подвизался сам Ткачило, известнейший автор эстрадных монологов). И в ответ на любую реплику, обращенную к нему в кают-компании «А», Марат долго молчал, — прежде чем изречь что-то язвительно-остроумное. Вернее, прежде чем повторить услышанное в крохотном, незаметном наушнике. Молчали и остальные, знали: все равно эти минуты будут вырезаны. Поначалу такой разговор, перебиваемый долгими паузами, казался странным, потом привыкли.

Сейчас никто Марату не суфлировал, но привычка — вторая натура…