Виктор Точинов - Мёртвые звезды

Игорь еще раз произнес свою речь, почти теми же словами. И попросил не покидать кают и помещений, где участники шоу в данный момент находятся.

Ну вот… Что зависит от него — сделано. Остается сидеть и ждать, чем все закончится у Орлова. И надеяться, что никто, и убийца в том числе, не заметит маленькую шероховатость: лампы аварийного освещения питались от автономных аккумуляторов, и отключать их в подобной ситуации было абсолютно незачем.

Но едва ли остальные помнят такие тонкости… Техническая подготовка у них минимальная: самые азы, ликбез для ботаников. Но и эти азы — огромный объем информации, выданный в сжатые сроки, галопом по европам. Не запомнить.

Хотя…

Мелькнула неприятная мысль: а кто сказал, что он единственный здесь бортинженер? Вполне может быть, что кто-то на «Немезиде» скрывает техническое образование сходного профиля. Легко и просто… Игорь никак не рассчитывал стать победителем шоу, но надеялся, что вылететь ему позволят лишь незадолго до финала. Все системы продублированы и сделаны с многократным запасом прочности, как-нибудь уж оставшиеся недолго обойдутся без ремонтника.

Но если вдуматься, то нет никакой гарантии, что через пару голосований не придется отправиться на космическую прогулку в спасательной капсуле, а обязанности бортинженера не возьмет на себя некий дублер.

В таком случае расклад меняется кардинально…

Они с Константином отчего-то уверились, что Настя замешкалась, занимая свое место в капсуле, не успела запереть люк — чем и воспользовался убийца. Причем, скорее всего, он и был причиной той медлительности: попросил, например, что-то сделать — чтобы не надеяться на случайность, на авось. Чтобы знать точно: все уже сидят по капсулам, кроме выбранной жертвы.

Но сам Игорь смог бы при нужде открыть снаружи и люк капсулы, и стыковочный шлюз, — стояла там «защита от дурака», чтобы не разгерметизировать невзначай станцию, — но считал, что остальные не смогут.

А если кто-то смог, хватило технических знаний?

Смог и застрелил Настю?

Тогда и проникнуть в пультовую — сейчас, в темноте — для него не проблема. Откинуть крышку технического лючка в коридоре, подсветить фонариком, дернуть за нужный проводок — и входи. И делай, что хочешь… С ним, с Игорем.

Через пару минут он окончательно уверил себя: так оно и будет. Убийца крадется в темноте — но не к лаборатории, где его подстерегает Орлов. Сюда, в пультовую… Пульс набатом стучал в висках, дышать отчего-то стало трудно. Тьма наползала из углов, брала за глотку.

Он рылся в ящике с инструментами, пытаясь подыскать хоть что-нибудь, подходящее для самообороны. Черт, железки больно уж легковесные — в невесомости, вообще-то, всё лишено веса, но и масса инструментов, выполненных из легкого титанового сплава, Игоря не устраивала…

А вот это, пожалуй, подойдет… Он вынул из зажимов портативный газовый резак с вмонтированным в рукоять баллончиком; ресурс этого инструмента — пять-шесть минут непрерывной работы, но большего и не надо. Нажал кнопку пуска, повозился с регуляторами, выставив конус пламени на максимальную длину. Отключил, но из рук не выпускал.

Снова потянулось ожидание.

Там же, чуть позже.

Казалось, весь мир сжался, уменьшился, вся обитаемая Вселенная сократилась до крохотных размеров пультовой — и снаружи нет «Немезиды», нет Земли, нет ничего: бездонная черная пустота, Космос, наполненный алчными, готовыми убивать чудовищами.

Игорь пытался отвлечься, запустил программу технической диагностики — но цифры и буквы на экране выглядели бессмысленным набором символов. Не оставляла мысль: убийца придет не в лабораторию, убийца придет сюда. Откроет снаружи люк и сразу выстрелит.

Что такое газовый резак против разнесшего голову Насте Чистовой… — как там его называл Орлов? Да, мини-фугас… Смешно надеяться на благополучный исход схватки. И теперь его, Игоря, мозги поплывут по пультовой, повиснут в проклятой невесомости…

Показалось? Или действительно раздался негромкий звук в коридоре?

Игорь замер, вслушиваясь. Рукоять резака скользила во вспотевшей ладони. Галлюцинации, слуховые галлюцинации, — убеждал он себя. И сам себе не верил.

Вновь звук — на грани восприятия, еле слышный. Лючок, наверняка это открылся технический лючок… Если еще промедлить, будет поздно.

Счет пошел на секунды. Игорь заранее включил резак, нажал клавишу, снимавшую блокировку входного люка — последовавший негромкий лязг показался оглушительным, разнесшимся по всей притихшей станции. Тут же, не теряя ни доли мгновения, Игорь мощным толчком распрямил ноги: одним и тем же движением распахнул люк и вылетел в коридор живой торпедой — трюк, возможный лишь в невесомости.

У лючка — никого. Закрыт, как и положено. Игорь повел резаком вправо-влево, словно тусклым факелом — опять никого. Хотел обернуться, и…

Страшный удар по затылку швырнул его вперед. После такого удара тело должно бы рухнуть, и замереть неподвижно — надолго, а то и навсегда.

Игорь Звездный не рухнул — летел и летел по коридору, так и не выпустив из руки работающий резак. Невесомость…

Где-то и когда-то, без места и времени

Вначале была боль.

Дикая.

Кошмарная.

Непредставимая.

Никаких иных ощущений — ни осязательных, ни звуковых, ни визуальных. Лишь Ее Величество Боль. Безбрежный огненный океан, в котором плавал не Игорь Проскуряков — но некий фантом, смутно сознающий, что должно быть, что возможно и иное, вне боли, существование, — но толком не помнящий о своем безболезненном бытии.

Потом — так ничего и не вспомнив о прежней жизни — он понял, что умер. Умер и превратился в ЭТО. В огромный и корчащийся сгусток раскаленный плазмы. Тут же откуда-то родилось не слово — слова все сгорели в океане пламени, вместе с тем, чем их надлежит произносить и слушать, — родилось понятие: звезда. Он — звезда. Он умер и стал звездой. Так и бывает, со всеми и всегда, и нечего ломать голову: что ждет там, в конце туннеля между миром живых и миром мертвых. Не напрягайте мозг, просто поднимите взгляд к ночному небу. Над вами кладбище. Над вами мириады умерших, сгорающих в адском пламени посреди мертвой черной пустоты. Сгорающих и вопящих от дикой боли. Вслушайтесь в музыку звездной сферы: это хоровой вопль мертвецов…

И когда он осознал, что умер, — сообразил, что все-таки жив. Ему очень плохо, но жив…