Александр Зорич - На корабле полдень

Однако Григорий не обернулся.

– Гришенька! Ну войди в мое положение! Сотни зоологов, сотни биологов не задумываясь отдали бы жизнь за одну возможность посмотреть на живого рифового броненосца… В природной среде…

Григорий даже бровью не повел.

– Ну милый… Ну пойми же меня, – Афина уцепилась за рукав его комбинезона.

Только в эту минуту она заметила, что по гладко выбритым скулам ее мужа быстро катятся две слезинки. До этого она ни разу не видела его слез.

Вдруг Афине стало мучительно стыдно.

Это какой же жгучей, раскаляющей душу должна быть боль, чтобы взор Григория Болотова, спокойного, как удав, и рассудительного, как собрание сочинений Аристотеля, затуманился слезой. И эту боль причинил ему не какой-нибудь рифовый броненосец. А тварь куда более жестокая и эгоистичная, самка хомо сапиенса. Она, Афина Железнова.

– Гришенька, ты прав… Не знаю, что на меня нашло… Конечно, я не буду погружаться… Извини меня, пожалуйста, – покаянным шепотом сказала она и обвила его шею своими руками.

И хотя Григорий стоял истуканом, не произнося ни звука и не двигаясь, несмотря на то, что в его лице не дрогнул ни один мускул, Афина знала: он оттает. Пусть и не скоро, но он простит ее – это наверняка. Ведь она все поняла, и никогда больше, никогда…

Май 2622 г.

Остров Среда, архипелаг Буровского

Планета Грозный, система Секунда

Ссора закончилась нежным примирением, и Афина, не стирая с алых губ улыбку, побрела на камбуз хлопотать по поводу обеда.

В отличие от своего любимого, трапезничавшего, так сказать, налетами, она привыкла завтракать, обедать и ужинать в строго определенное время.

Даже получасовая задержка выводила ее из душевного равновесия. И лишь чрезвычайные обстоятельства могли заставить ее отложить ужин на час!

Афина поглядела на часы. Половина пятого вечера. А ведь обед у них – в шестнадцать тридцать! Ну, максимум, в шестнадцать тридцать пять!

В составленном еще неделю назад меню на текущий день значились: суп-пюре из белых трюфелей и зеленой бретонской спаржи со сливками и укропом, креветки, обжаренные в горчичном масле с гарниром из дикого риса, и кисель из золотистого киви.

Все три блюда Афина обожала. Она с ласковым нетерпением нажала на сенсоры панели электронного кока. Подтвердить, еще как подтвердить! И побыстрее…

Через пятнадцать минут поднос с блюдами, каждое из которых было накрыто элегантным посеребренным колпаком, уже клубился ароматами.

Этот поднос Афина должна была теперь водрузить на тележку, а тележку – выкатить на улицу. Григорий ценил обеды на свежем воздухе!

– Трюфельный суп! Прошу любить и жаловать, – проворковала Афина.

Однако Григорий вместо того, чтобы нетерпеливо ерзать в своем кресле, пробуя ноздрями предобеденный воздух, стоял в десяти метрах от стола и… всматривался куда-то вдаль, приложив руку ко лбу на манер козырька.

– Гришенька, ау!

– Да погоди… Там что-то летает.

– Что?

– Да вот не могу понять… Наверное, наши флуггеры. Или какие-нибудь птеродактили зеленые, крылатые друзья рифовых броненосцев!

– Тогда уж птеранодоны, – уточнила Афина.

– Да-да… доны.

Птеранодоны, хм… Афина пригляделась.

Над растушеванным дымкой силуэтом острова Воскресенье и в самом деле что-то резво носилось.

«Какая-то пара… Нет, тройка… Нет, их вроде четверо… Или пятеро?» – Афина по-гусиному вытянула шею, будто это могло помочь ей разглядеть происходящее получше.

– Похожи на исполинских грифов, – задумчиво изрекла она. – Но до их ближайшего гнездовья отсюда сто сорок пять парсеков… Хотя… После реликтового рифового броненосца почему бы и нет? Ладно, давай есть, пока все не остыло. Я потом схожу за биноклем…

Крем-суп из трюфелей и спаржи впечатлял.

Конечно, в ресторанах российской столицы, вот уж десять веков как склонной изысканно и неутомимо объедаться, его готовили более нежным и наваристым. Но разве можно требовать совершенства от электронного кока?

Облизывая столовую ложку, Григорий улыбнулся своим, таким мирным, мыслям.

Электронный кок «Эйлера» стоил ему целого состояния. (Может, и не состояния, но двухкомнатную квартиру на окраине провинциального города молодая семья купить себе на эти средства очень даже могла бы!) Но, черт возьми, зато теперь каждый их с Афиной полевой завтрак превращался в пир гурманов! Не то что раньше – омлет да консервы…

Теперь настал черед креветок.

Григорий нанизал на вилку фламингово-розовую скрюченную тушку, обмакнул ее в соус и неспешно поднес ко рту.

Но проглотить деликатес так и не успел.

С севера донесся глухой раскат грома.

Григорий повернул голову на звук.

Теперь над островом Воскресенье кружилось уже не меньше десятка этих самых загадочных «грифов». Точнее, половина из этой десятки никакими грифами не была… Да и вторая половина, похоже, не к пернатым хищникам относилась…

Через несколько секунд эту мысль озвучила Афина.

– Это вообще не птицы, если хочешь знать, – заявила она, жуя креветку.

– Но ведь это и не флуггеры, – сказал Григорий. – По крайней мере я таких флуггеров не знаю. Летают слишком медленно, зависают в воздухе. Вон тот, погляди, вообще задом наперед сейчас пошел…

В тот же миг объект, о котором говорил Григорий, испустил четыре ослепительных спицы, которые вонзились в похожую на диковинную елочную игрушку синюю штуковину – она принадлежала к той группе объектов, которые на грифов не походили ну совсем, даже на первый взгляд.

«Елочная игрушка» озарилась малиновым сполохом и осыпалась вниз водопадом искрящихся обломков.

Когда до них донесся еще один громовой раскат, Григорий наконец утвердился в мысли, что там, над островом Воскресенье, творится нечто совсем незоологическое.

– Похоже на воздушный бой, – вслух предположил он. – Мне кажется, надо срочно позвонить Александре. Недаром же Розалинов дал тебе тот телефон!

– Воздушный бой? Уверена, если в нем участвуют наши флуггеры, Александра об этом узнает первой… Припоминаю, когда мы с ней в школе ездили в летний лагерь для девочек, мы в домике проживали впятером. У нас было два визора. На одном, большущем, мы четверо смотрели канал «Культура». А на втором, крохотном, встроенном в дверь холодильника, Александра круглые сутки поглощала «Всепланетное военное обозрение».

Поделившись этим фактом, Афина презрительно выкатила губу, будто бы говоря: «Сам понимаешь, в каких безднах интеллектуальной деградации и милитаристского угара пребывала моя сестрица уже в детстве».

Григорий улыбнулся. В его глазах приведенный пример не служил столь уж явственным признаком необоримой моральной и интеллектуальной деградации школьницы Саши. Но он так не любил спорить!