Александр Зорич - На корабле полдень

– Приняли чисто… Вот только скажите, пожалуйста, товарищ командир… Почему их корветы еще не разделали клонов под орех? Ведь не из врожденного миролюбия, правильно?

– Не знаю, – честно признался я. – Поэтому давайте сообща держаться за версию про миролюбие! Долой, так сказать, цинизм!

В эфире послышался хохоток. Мои орлы всегда радовались моему нестандартному чувству юмора.

Между тем я в глубине души был уже близок к панике. Мы продолжали сближаться с ягну очень быстро. Пилоты «Асмодея» и «Андромеды-Е» не сбрасывали скорость и не меняли курс. В то время как и моя интуиция, и элементарные расчеты во весь голос вопили: «Идиоты! Уходим на полной! Тут нечего ловить!»

Наконец в наушниках раздался голос командира.

– Здесь Булгарин. Сворачиваем лавочку и ложимся на курс отхода…

Но легко было сказать «сворачиваем». Ведь для начала требовалось погасить немалую инерцию движения!

Пока мы оттормаживали маршевыми, развернув машины на сто восемьдесят градусов, на тактические экраны вползла еще одна группа красных меток.

А «Эрван Махерзад» – его двигателисты, казалось, решили побить все рекорды скорости для сверхтяжелых звездолетов и топили, что называется, «на расплав хризолина» – приблизился к нам настолько, что я уже невооруженным взглядом видел игру сотен радужных сполохов на его дюжем защитном поле; то рассеивались, нисходя в ничто, смертоносные потоки антиматерии, исторгаемой корветами ягну.

– С «Ключевского» передали, – голос Булгарина звучал спокойно, но я уже знал цену этому спокойствию, – в их квадрате – до сотни паладинов ягну. Поэтому Х-крейсер уходит в позиционное положение. Мое решение: сближаемся с клоном, садимся на него.

– Потому что больше некуда? – спросил я без обиняков.

– Да, – подтвердил Булгарин. – Как видно, у клона отменное защитное поле. Оно – наш единственный шанс. Я постараюсь докричаться до их руководителя полетов. А вы сделайте так, чтобы моей коровушке не оборвали хвост…

Последнее замечание Булгарина было тем более актуально, что все рекомендованные курсы на «Эрван Махерзад», насчитанные парсером, пересекались с ватагой боевых машин ягну.

Ровно две секунды назад эти аппараты были распознаны как комтуры. (К слову, то был единственный известный мне вид индивидуальных летательных аппаратов ягну, которые до сего момента не засветились возле клонского гиганта. Но вот и они решили поучаствовать в веселье.)

Лобановский, который в тот вылет вообще проявлял чудеса сообразительности, оценил значение этого факта первым.

– Товарищ лейтенант! – Голос Лобановского дрожал. – Это же комтуры! На каждом – по четыре пенетратора! От них уже никакой щит не спасет! Ими ягну астероиды джипсов как консервные банки вскрывали!

Я ответил Лобановскому не сразу.

Мне потребовалось время, чтобы овладеть собой. Потому что, черт возьми, Лобановский был прав и его правота не сулила нам ничего хорошего! Одно удачное попадание пенетратора – и «Эрван Махерзад», исчадие клонских милитаристов-гигантоманов, может уже не принять нас на свою бескрайнюю посадочную палубу. Некуда будет принимать.

Я решил эту задачу неожиданно быстро.

– Значит, надо комтуров валить! Ва-лить. Что не ясно?

Мои орлы восприняли приказ с радостной кровожадностью.

– Я ждал этих слов! – воскликнул Княжин. – С нетерпеньем!

– Слава Богу! А то я уж думал, будем сейчас ветошью прикидываться, как когда-то с чоругами, – счастливо заурчал Лобановский.

– Покажем агрессивной расе ягну, что есть расы не менее агрессивные! – с бравурностью пропагандистской передачи отчеканил Баков.

– Разведем супостату педали!

Ну а бывалый Цапко мрачно процедил:

– Горжусь Россией.

– Твое решение одобряю, Пушкин, – сказал Булгарин, который, конечно же, все слышал.

– Если одобряете, товарищ капитан третьего ранга, прикажите, чтобы «Андромеда-Е» помехами помогла.

– Дельно! Сейчас обеспечим.

Комтуров было девять. Нас – шестеро.

К счастью для нас, ягну имели своеобразные представления о тактике. Их комтуры ходили в бой без прикрытия паладинами. (В чем была причина – не знал ни один ксенопсихолог.)

Но комтур – он на то и комтур, чтобы иметь толстенную броню.

– Бьем по каждому четырехракетным залпом! – приказал я. – А там видно будет…

На сей раз озорных комментариев не последовало вовсе. Да оно и понятно – счет времени шел на секунды.

Из центрального отсека моего «Орлана» вывалились ракеты «Гюрза» и с немым остервенением унеслись к ближайшей цели.

Зная цену каждому мгновению при перехвате вражеских ударных флуггеров, я немедленно переключил свое внимание на визир полуавтоматического наведения башенных пушек Г-85.

Если бы мы атаковали вражеские танки, то тумблер выбора боеприпасов был бы установлен в положение «бронебойные». Но поскольку речь шла о космических целях, я предпочел осколочные с установкой на дистанционный подрыв.

Мы недостаточно хорошо знали особенности комтуров. Но действовать надо было так, словно перед нами – тяжелые конкордианские «Гэдиры», утыканные огневыми точками самообороны, как еж – иглами.

Поэтому я, выдохнув в эфир «Маневр уклонения!», пошел вправо-вниз с хаотичным кувырканьем, в наивной надежде сбить с толку два-три из восьми мозгов пилота ягну…

Да, я не ошибся. Комтуры располагали плазменными пушками – для самообороны.

И я снова же не ошибся, когда счел свое кувыркание нелепым…

«Мой» комтур, схлопотав ведер этак двадцать разнокалиберных убойных элементов из голов «Гюрзы» и потеряв всю подвеску с пенетраторами, все же дотянулся до меня из могилы.

Канареечно-желтое плазменное пламя жадно облизало борта моего флуггера и поцеловало взасос тангажные дюзы. И хотя терморегуляция в моем скафандре «Гранит-3» была выше всяких похвал, мне почудилось со всей явственностью, что воздух в кабине нагрелся за одну секунду градусов на двести.

«Если есть цыпленок табака, почему бы не быть орлану табака», – печально подумал я.

– Ну погоди, гад, – прошипел я, стараясь не слушать, как громко и часто стучит мое сердце.

Я кое-как стабилизировал машину.

Повернув голову, захватил врага интерактивным нашлемным прицелом.

Башня со спаркой 85-мм орудий с изумительной легкостью развернулась почти строго в зенит и немедленно выплюнула десяток увесистых снарядов.

Получи, аспид!

Усвоить еще пять ведер осколков комтур просто не смог. И он взорвался – неожиданно бурно, разбрызгивая алые и бело-синие струи огня, сияющие всеми цветами лоскуты плазмы и зловеще мерцающие звезды…

В общей сложности мы сбили пятерых.

Куда запропастился шестой, я вообще не понял – может, комтуры научились невозможному и он упорхнул в Х-матрицу? Со скоростью драпа?