Александр Зорич - На корабле полдень

«Но где же гости?» – спросил себя я.

Однако, когда я как следует осмотрел обеденный зал, я заметил, что один гость все-таки есть.

В дальнем конце стола сидел матерый, старый чоруг.

Он, методично мельча усиками, поедал что-то малоразличимое, лежащее на грибе-подставке.

К нему-то я и направился, аристократически задрав нос к подволоку. Как сказал бы незабвенный Гурам Зугдиди: «Посол Российской Директории, мамой клянусь!»

– Здравствуй, восхищенный! – торжественно провозвестил я. – Меня зовут Александр Пушкин. Я – дружественный тебе офицер. А моя жена Татьяна, – решил приврать я для блезиру, – большой друг и знаток вашего народа.

– А какая из тех двух, что стоят возле дверей ангара, твоя жена? – с интересом спросил чоруг.

Я невольно прыснул со смеху – слишком велико было нервное напряжение последних часов.

– Моя жена Татьяна находится далеко, на Земле, – чинно отвечал я. – Но мысленно мы с ней всегда вместе…

Некоторое время чоруг молчал, глядя на меня своими маленькими, блестящими рачьими глазками. Словно выясняя, правду ли я сообщил.

– Вы вместе, – сказал он наконец. – И я воочию это вижу.

Хотите верьте, хотите нет, но я едва не прослезился. И точно прослезился бы, если б чоруг вдруг не разболтался, как подвыпившая девица.

– Я тоже друг твоего народа. Мое гостевое имя – Мебарагеси. Я восхищенный четвертого ранга. И я нахожусь в процессе исполнения ритуала. Именно поэтому я не встретил тебя у дверей, хотя и знаю, что вы, земляне, высоко цените этот пустяк. Мой ритуал не очень сложный. Он состоит в еде. Дело в том, что несколько дней назад пятеро моих товарищей погибли. Их не убивали плохие люди. Это была трагическая случайность природы.

Я, признаться, вздохнул с облегчением. Ведь «плохие люди» скорее всего оказались бы моими соотечественниками… Чоруг продолжал:

– Я законсервировал тела друзей. Теперь помогаю их душам отправиться в доброе посмертие… Мой народ знает: чтобы душа побыстрее обрела новое, подходящее тело, тот, кто сопровождает тело в последний путь, должен съесть всю еду, которую собирался съесть умерший в ближайшие шестнадцать дней… Мы с погибшими товарищами набрали с собой чрезвычайно много вкусной еды. И теперь, как видишь, мне приходится нелегко!

– Ты кушаешь свои желтые дневные пирожки? – попробовал блеснуть эрудицией я.

Но мои слова чоруга, похоже, не позабавили, а шокировали.

Он забормотал что-то паническое и даже на пару минут выключил свой переводчик.

Клешни Мебарагеси начали суетливо подрагивать, глаза забегали…

Нервничает? Приступ неведомой болезни? Я был невежлив? Или просто вышли на связь товарищи?

К счастью, вскоре чоруг совладал с собой:

– Мне не положены желтые дневные пирожки, друг. Ведь я не капитан улья, и я имею только четвертый ранг. Посмотри на мой стол. Здесь есть и спиральки целомудрия, и ракушки добронравия! Есть даже красные дневные слойки… Но желтых дневных пирожков здесь нет! Я никогда не ем запрещенное для своего ранга!

– Извини, Мебарагеси. Я не хотел подвергать сомнению твое законопослушание. Просто один чоруг, близкий друг моей жены Татьяны, частенько ел эти пирожки и потом хвастал об этом Татьяне…

– О-о… Твоя жена высоко летает! – заметил чоруг, как мне показалось, впечатленно. – Тебе повезло – тебя полюбила высокоранговая самка!

Однако я все же сумел вернуть разговор в нужное мне русло. Для этого мне пришлось призвать на помощь все свои дипломатические способности.

– Дорогой, многоуважаемый Мебарагеси… Ты рассказал мне о том, что твои друзья погибли. И я скорблю вместе с тобой, ведь это и впрямь очень печально! В то же время я считаю возможным сказать тебе, что пришел сюда не из праздного любопытства. Но потому, что ищу своих товарищей, которых я обещал забрать сегодня с этой планеты. Моих товарищей было четверо. Их звали Дидимов-Затонский, Лягоев, Епифанов и Засядько. Может быть, ты знаешь что-нибудь об их судьбе?

Чоруг отправил в рот лакированно-гладкую, блестящую пружинку – не иначе как «розовую спиральку целомудрия». Затем еще одну. И ответил:

– Я знаю, о ком ты говоришь. Несколько дней назад твои товарищи пришли в этот лагерь. Они были ранены в разные места. Их одежда была как грязь. Их лица поросли шерстью. Мне было очень жаль их. Я дал им немного дистиллированной воды, которую сделал мой преобразователь… Жаль, они отказались от красных дневных слоек… Впрочем, в заброшенном лагере они что-то нашли для себя. Они еще несколько раз ко мне приходили… Просили лекарство антибиотик. Просили дать им воспользоваться узлом связи моего планетолета. Я позволял им все, ведь я помню, что наши народы очень похожи…

Пока он все это мне рассказывал, у меня глаза на лоб лезли. Надо же, он и впрямь знает!

Вот уж действительно сериал так сериал! И главное, почему мы с этого не начали? Ведь это же самое важное!

– А потом? Что случилось с этими людьми потом? – жадно допытывался я.

Чоруг сделал из клешней домик над головой. И замолчал.

Не знаю, что этот жест значил в словарях ксенологов. Но в моем личном словаре он означал одно: «Полный пэ».

– Говори же! – потребовал я.

– Потом прилетели вооруженные грубые люди! Они быстро забрали тех, которых ты ищешь…

– А куда они их забрали, ты случайно не знаешь?

– Знаю, – отвечал чоруг. – Место называется «башня из красного пенобетона».

«Он имеет в виду Лиловую Башню!» – вспыхнула у меня в мозгу догадка.

То, что названия цветов в переводе «Сигурда» рассогласованы, меня совершенно не удивляло: цивилизация чоругов выросла под красной звездой, наша – под желто-оранжевой. Поэтому, хотя глаза наши похожи, одну и ту же длину оптической волны мы не только называем по-разному, но и воспринимаем неодинаково!

– А на чем они прилетели, эти грубые люди? На флуггере? На вертолете?

Мебарагеси задумался – как видно, сортировал свои рачьи представления о нашей технике.

– Нет. Это был такой аппарат… Похожий на ваш вертолет… Но только не вертолет. Летал очень низко. И медленно.

– Танк? – не удержался я от дурацкого вопроса, вспомнив древний, как сама Российская Директория, анекдот.

– Нет. Он летал.

– А чем тогда их аппарат не был похож на вертолет?

– Тем, что ему не приходится крутить вал с лопастями для создания подъемной силы, – с адской точностью ночного кошмара отвечал чоруг. – Лопасти создавали тягу, да. Но в воздухе он держался без их помощи.

– Значит, их аппарат летал на каких-то аномальных принципах? Может быть, на аномальных веществах?

– Все принципы и вещества нормальны, я не понимаю человеческую категорию аномального. Но мне не дано знать, что такого в их аппарате… – мне показалось, чоруг вздохнул. Дескать, осознаю свою ограниченность и печалюсь о ней.