Иэн Бэнкс - Выбор оружия. Последнее слово техники (сборник)

– Нет, – сказал он. – Нет.

– Дервли, отпусти. Дай мне вызвать корабль.

– Нет. – Он помотал головой. На лбу у него выступили капельки пота, на губах появилась кровь. По его бежевому пальто расползалось темное пятно. – Позволь мне.

– Что?

– Леди?

– Нет, не надо.

– Леди? Хотите, я вызову копов?

– Линтер? Линтер?

– Леди?

– Линтер!

Его глаза закрылись, и хватка пальцев ослабла.

У дверей ресторана собралось несколько человек. Кто-то сказал: «Господи Исусе». Я стояла на коленях на холодной земле, мое лицо было совсем рядом с лицом Линтера, и думала: «Сколько фильмов? (Замолчали пушки, сражения прекратились.) Как часто они делают это в своих коммерческих мечтаниях? (Присмотрите за Карен вместо меня… это приказ, мистер… ты знаешь, я всегда тебя любил… Убийство Джорджи… [27] «The Killing of Georgie» – песня Рода Стюарта с альбома «A Night on the Town» (1976), рассказывающая о гомосексуалисте, зарезанном в Нью-Йорке. ici resté un deporté inconnu … [28] Здесь покоится неизвестный депортированный (фр.). ) Что я здесь делаю?»

– Послушайте, леди. Послушайте, леди… – Кто-то попытался поднять меня и тут же оказался на земле рядом с Линтером, обиженный и удивленный, кто-то закричал, люди вокруг подались назад.

Я бросилась бежать, стукнула по терминалу броши и закричала.

Остановилась в дальнем конце проулка около улицы, прислонилась спиной к стене, глядя на темные кирпичи с противоположной стороны.

Раздался какой-то звук, похожий на щелчок, и передо мной медленно опустился автономник – деловитый, с черным корпусом; две чернильного цвета ракеты-ножа повисли по обе стороны на уровне глаз, чуть подергиваясь, готовые к действию в любое мгновение.

Я глубоко вздохнула.

– Тут кое-что случилось, – спокойно сказала я.

Я посмотрела на Землю. Голограмма была спроецирована на одну из стен моей каюты; сверкающая и голубая, массивная, в белых завитках планета.

– Значит, это больше было похоже на самоубийство, – сказал Тагм, растягиваясь на моей кровати. – Я не думал, что католики…

– Но я способствовала ему, – сказала я, продолжая ходить из угла в угол каюты. – Я могла вызвать корабль. Когда он потерял сознание, еще было время. Мы могли его спасти.

– Но ведь корабль изменил его, Диззи, а в таком виде люди умирают, когда останавливается сердце. Разве нет?

– Нет, после остановки сердца есть еще две или три минуты. Времени было достаточно. У меня было достаточно времени.

– Значит, и корабль тоже виноват. Он наверняка вел наблюдение. У него на такой случай уж точно была заготовлена ракета, – фыркнул Тагм. – За Линтером на этой планете велось наблюдение, как ни за кем другим. Корабль все наверняка знал. Он мог бы что-то предпринять. Корабль контролировал ситуацию, отслеживал все в реальном времени. Ты не виновата, Диззи.

Жаль, что я не могла быть к себе такой снисходительной, как Тагм. Я села в ногах кровати, уперла голову в ладони, глядя на голограмму планеты. Тагм приподнялся, обнял меня за плечи, прижал свою голову к моей.

– Диззи, тебе надо перестать думать об этом. Займись чем-нибудь. Нельзя сидеть целый день и смотреть на эту чертову голограмму.

Я погладила руку Тагма, снова посмотрела на медленно вращающуюся планету, мой взгляд моментально переместился с полюса на экватор.

– Знаешь, когда я в первый раз встречалась с Линтером в Париже, я стояла на верху лестничного пролета во дворике, где жил Линтер. Я посмотрела через этот дворик и увидела маленькое объявление на стене: запрещено фотографировать дворик без разрешения хозяина. – Я повернулась к Тагму. – Они хотят владеть светом!

В три часа пять минут и три секунды ночи по среднегринвичскому времени 2 января 1978 года экспедиционный корабль Контакта «Своевольный» покинул земную орбиту. Он оставил восемь главных наблюдательных спутников (шесть из них на почти геостационарных орбитах), множество автономников и малых ракет, а также небольшую плантацию молодых дубков на холме неподалеку от Элк-Крик в штате Калифорния.

Корабль доставил тело Линтера на борт, переместив его из нью-йоркского городского морга. Но, когда мы тронулись в путь, Линтер в каком-то смысле остался. Я доказывала, что его надо похоронить на планете, но корабль не согласился. Последние распоряжения Линтера о том, как поступить с его телом, относились ко времени его поступления в Контакт за пятнадцать лет до этого и были вполне традиционными: тело следовало переместить в центр ближайшей звезды. Так что Солнце благодаря традициям Культуры стало тяжелее на тело Линтера, и, может быть, немного его света будет проливаться на планету, которую он любил.

«Своевольный» несколько минут затенял свое поле, но, когда мы миновали Марс, сбросил камуфляж (возможно, оставив при этом след на земных телескопах). Тем временем он обирал свои разнообразные дистанционные автономники и спутники с других планет системы. Он оставался в реальном пространстве до последнего момента (и таким образом возникала вероятность, что его быстро увеличивающаяся масса вызовет искажения в показаниях земных приборов, пытающихся уловить гравитационные волны в глубинах какой-нибудь шахты) [29] Попытки обнаружить гравитационные волны (возмущения метрики пространства-времени, отрывающиеся от источника), являющиеся следствием общей теории относительности, предпринимались с 1960-х гг. и наконец увенчались успехом в сентябре 2015 г. . Потом, отправив тело Линтера в ядро Солнца, забрав несколько последних автономников с орбиты Плутона и с пары комет на границах системы, забросив алмаз Ли к Нептуну (где он, возможно, до сих пор крутится на орбите), корабль включил гипердвигатели.

Я решила после периода отдыха оставить «Своевольный», но, проведя несколько недель на орбиталище Сванрайт, передумала. У меня было много друзей на корабле, да и корабль, кажется, искренне расстроился, узнав, что я подумываю о переводе. Он уговорил меня остаться. Но так никогда и не сказал мне, вел ли он наблюдение за мной и Линтером в тот вечер в Нью-Йорке.

Так верила ли я в самом деле, что виновата в смерти Линтера, или обманывала саму себя? Не знаю. Я не знала этого тогда, не знаю и теперь.

Да, я помню, что терзалась угрызениями совести, но странные это были угрызения. Я участвовала в распространении мифа, который этими людьми принимался за реальность. Именно это (а не мое соучастие в том, что пытался сделать Линтер, и отчасти содействие его полудобровольной смерти) выбивало меня из колеи, именно это мне трудно было принять.

Меня поражает, что, хотя мы время от времени сетуем на неизбывность страдания, и жалуемся, что неспособны к высокому искусству, и впадаем в отчаяние или пытаемся что-то сделать взамен, мы погружаемся в самообман – выдумываем поводы для беспокойства, проникаемся мыслью, что на самом деле должны быть благодарны себе за ту жизнь, которой живем. Мы можем считать себя паразитами, сетовать на интриги Разумов, и тосковать по «истинным» эмоциям, «настоящим» чувствам, но мы при этом не учитываем самого главного и выдумываем небывальщину, воображая, что такое безыскусное существование возможно. Мы имеем лучшее. Альтернатива этому – что-нибудь вроде Земли, где, невзирая на все свои страдания, они, мучась от боли и смутной, неясной тревоги, выдают на-гора столько дряни – мыльные оперы, программы-викторины, книжную макулатуру.