Иэн Бэнкс - Выбор оружия. Последнее слово техники (сборник)

– Но зачем ? Что он от меня хочет?

– Он не сказал. У меня был с ним короткий разговор. Я послал автономника сообщить ему, что мы скоро улетаем, но он ответил, что будет говорить только с вами. Я сказал ему, что попрошу вас, хотя не могу ничего гарантировать… но он был как кремень – только вы. Со мной он не стал говорить. Ну что делать? Такова жизнь. Ладно, не беспокойтесь. Я ему скажу, что вы не хотите… – Маленькая машина направилась было прочь, но я остановила ее:

– Нет-нет, подождите. Хорошо, я спущусь, черт побери. Где? Где он хочет со мной встретиться?

– В Нью-Йорке.

– Только не это.

– Слушайте, это же интересное место. Вам там понравится.

Экспедиционный корабль Контакта – это машина. В Контакте на протяжении почти всего тридцатилетнего срока вашей службы вы живете внутри одной или нескольких таких машин, да еще во многих всесистемных кораблях. Я отслужила уже лет пятнадцать и успела побывать на трех экспедиционных кораблях; «Своевольный» к тому моменту, когда мы обнаружили Землю, был моим домом в течение всего одного года, но предыдущий корабль тоже был класса «Эскарп». Так что к жизни в машине я была привычна. Но я никогда не чувствовала себя настолько в плену у машин, настолько спеленатой, связанной по рукам и ногам, как после часа пребывания в Большом Яблоке – Нью-Йорке.

Не знаю, в чем было дело – в уличных пробках, шуме, толпе, устремляющихся ввысь зданиях или прямоугольной сетке улиц (я хочу сказать, что в жизни не слышала о всесистемном корабле, который устроил бы свою жилую зону так упорядоченно, как устроен Манхэттен) или всем вместе, но мне не понравилось. И вот промозглым субботним вечером в большом городе на Восточном побережье, в самый разгар рождественского шопинга, я в одиннадцать часов сидела в маленьком кафе на 42-й улице и ждала, когда закончится фильм.

Что хотел доказать этим Линтер? Сходить на «Близкие контакты третьей степени» в седьмой раз… Я посмотрела на часы, выпила кофе, заплатила и вышла, затянув потуже пояс тяжелого шерстяного пальто, надев перчатки и поправив шляпку. На мне были брюки в обтяжку и кожаные сапожки до колена. Я оглядывалась на ходу, и холодный ветер обдувал мне лицо.

Что по-настоящему доставало меня, так это предсказуемость. Все и в самом деле было похоже на джунгли. Осло, сад камней? Париж, цветник с беседками, тенистыми местами и вставными челюстями шлакобетонных гаражей? Лондон с его застоялым воздухом, полузапущенный, кое-как модернизированный музей? Вена, чопорный вариант Парижа, высокие крахмальные воротники, Берлин, долгая вечеринка в саду среди руин причудливого склепа? И наконец, Нью-Йорк – пресловутые джунгли; пропитанные заразой, вздымающиеся, кишащие жизнью джунгли; повсюду громадные колонны, пронзающие тучи, но опирающиеся на гнилье, разложение и роение; сталь на камне, стекло, закрывающее солнце; олицетворение живой машины корабля.

Я шла по улицам, ошеломленная и испуганная. Достаточно было нажать кнопку на терминале, и «Своевольный» прислал бы помощь или экстренно перебросил меня отсюда, но мне все же было страшновато. Я еще никогда не бывала в таком ужасном месте. Я шла вверх по 42-й улице, осторожно пересекла Шестую авеню и пошла к кинотеатру.

Наружу парами и группами выходили люди, разговаривали, поднимали воротники, быстро двигались, обняв друг друга за талию, чтобы поскорее найти теплое место, или останавливались в ожидании такси. Дыхание клубилось в воздухе перед ними; они двигались от огней космического корабля на экране к огням вестибюля и затем к огням урчащих автомобилей. Линтер вышел одним из последних: он, казалось, похудел и побледнел со времени нашей встречи в Осло, но был ярче, живее. Он помахал рукой и подошел ко мне, застегивая свое бежевое пальто, достал перчатки, чмокнул меня в щеку.

– Ну, привет. Ты замерзла. Уже поела? Я голоден. Хочешь есть?

– Привет. Мне не холодно. И есть я не хочу, но я пойду с тобой и буду смотреть, как ешь ты. Как поживаешь?

– Отлично. Отлично. – Он улыбнулся.

Выглядел он не слишком хорошо, хотя и лучше, чем – насколько я помнила – раньше. Но в этом громадном городе он казался каким-то неухоженным и голодным. Видимо, повлияла быстрая, нервная, напряженная городская жизнь.

Он потянул меня за руку:

– Идем прогуляемся. Я хочу прогуляться.

– Хорошо.

Мы пошли по тротуару. Суета, толкотня, вся эта реклама, огни, грохот, запахи, белый шум их существования, центр всего земного бизнеса. Как они это выносят? Нищенки, психопаты, заглядывание в глаза, карикатурная тучность, холодная блевотина закоулков и капли крови на бордюрном камне; и вся эта реклама, слоганы, витрины и картинки, мигающие и яркие, умоляющие и повелительные, льстивые и требовательные, – призывы на языке светящегося газа и накаленных проводов.

Этот город был душой машины, этологическим эпицентром, планетарной нулевой точкой их коммерческой энергии. Я почти чувствовала ее – она, словно через взорванные дамбы, проливалась стеклянными реками из этих вечно бодрствующих башен, сделанных из темноты и света, пронзающих снежно-темное небо.

«Мир на Ближнем Востоке?» – спрашивали газеты. Лучше отпразднуйте коронацию Бокассы; снято лучше.

– У тебя есть терминал? – спросил Линтер. Голос его прозвучал взволнованно.

– Конечно.

– Выключи его, – сказал он, подняв брови. Внезапно он стал похож на ребенка. – Пожалуйста, я не хочу, чтобы корабль это слышал.

Я хотела сказать ему, что корабль вполне мог начинить жучками каждую его волосинку, но не сделала этого, а повернула брошку терминала в режим ожидания.

– Ты видела «Близкие контакты»? – спросил Линтер, наклонясь ко мне. Мы шли в направлении Бродвея.

Я кивнула:

– Корабль показывал, как делалось это кино. Мы увидели промокопию раньше всех.

– Ну да, конечно. – На нас натыкались люди, нахохлившиеся в своих теплых одеждах, каждый сам по себе. – Корабль сказал, что ты скоро улетаешь. Ты рада?

– Да, рада. Не думала, что так будет, но рада. А ты? Ты рад остаться?

– Что-что?

Мимо пронеслась полицейская машина, потом другая. Завыли сирены. Я повторила то, что сказала. Линтер кивнул и улыбнулся мне. Мне показалось, что его дыхание чем-то пахнет.

– О да, – кивнул он. – Конечно.

– Знаешь, я по-прежнему считаю, что ты делаешь большую глупость. Ты еще пожалеешь.

– Нет-нет, я так не думаю. – Голос его звучал уверенно. Он не смотрел на меня, а шел рядом со мной по улице, высоко держа голову. – Я так вовсе не думаю. Я думаю, что буду здесь очень счастлив.