Джон Скальци - Люди в красном (сборник)

Даль уже открыл рот, но Керенский не дал ему высказаться.

– Позвольте мне поговорить с Марком.

– Так говори, – буркнул Хестер.

– Наедине! – потребовал лейтенант.

– Ты уверен? – спросил Даль.

– Уверен!

– Хорошо, – согласился Даль.

Он махнул рукой Майе, Хэнсону и удивленному до предела Хестеру, прося выйти вместе с ним.

– Интересно, мне одному показалось, что сейчас произойдет что-то не совсем приличное? – осведомился Хестер в фойе.

– Тебе одному, – заверил Даль.

– Не только, – заметила Дюваль, и Хэнсон покачал головой. – Энди, неужели ты не видел, как Марк смотрел на Анатолия?

– Наверное, я чего-то не заметил, – признал энсин.

– Именно, – подтвердил Хестер.

– А ты и в самом деле ханжа, – сказала Майя Далю.

– Я предпочитаю думать, что там идет разумная, взвешенная беседа и Керенский убеждает Марка хорошо подобранными аргументами.

Из-за двери донесся приглушенный звук падающего тела. Вернее, тел.

– Ага, вот оно! – оживился Хестер.

– Думаю, мне лучше подождать внизу, – заметил Даль.

Двумя часами позже, когда уже рассвело, усталый Керенский спустился вниз.

– Марку нужны ключи, – сообщил он. – У него в шесть тридцать грим.

Даль покопался в кармане.

– Так он поможет нам?

– Он позвонит Полсону, как только прибудет на съемки. И скажет, что покинет шоу, если тот не поговорит с ним сегодня.

– И как же тебе удалось подбить его на это? – спросил Хестер.

Керенский пронзил Хестера взглядом:

– Ты и в самом деле хочешь знать?

– Э-э, не то чтобы очень… Верней, вовсе нет…

– Я так и думал, – сказал лейтенант, забирая у Даля ключи.

– Я хочу знать, – потребовала Дюваль.

Керенский вздохнул:

– Скажи мне, Майя, ты когда-нибудь встречала человека, которого знаешь в совершенстве, полностью, от и до, до такой степени, будто делишь с ним одно тело, мысли и желания? А если знаешь в точности, что его чувства к тебе совершенно такие же, как и у тебя к нему, до самой крошечной мелочи, до последней частицы души? Встречала?

– Вроде нет.

– Мне жаль тебя, – обронил Керенский и вернулся в комнату.

– И захотелось же тебе спросить! – буркнул в сердцах Хестер.

– Ну полюбопытствовала. Не нравится – подавай в суд.

– Теперь и я буду знать. – Хестер тяжело выдохнул. – У меня перед глазами стоят картины. Понимаешь? Живописные. Полнометражные. Они никогда не покинут меня. Всю мою жизнь. Из-за тебя.

– Эту сторону Керенского мы определенно не видели раньше, – сказал Даль. – Я и не думал, что его интересуют мужчины.

– Это не так, – возразил Хэнсон.

– Ты не понял, что происходило последние два часа? – изумился Хестер. – Не слышал, как все тряслось и скрипело?

– Джимми прав, – поддержала Дюваль. – Его не мужчины всегда интересовали, а он сам. А теперь появилась возможность, хм, развить интерес.

– Ы-ы-ы, – скривился Хестер.

– А ты бы не захотел, представься возможность? – спросила Дюваль.

– Я бы не захотел, – отрезал Даль.

– Мы уже выяснили, что ты ханжа, – заметила Майя.

– Твое очко! – усмехнулся Даль.

Дверь лифта открылась, и вышел Кори, сопровождаемый Керенским. Марк подошел к Далю.

– Мне нужен твой номер. Я позвоню, когда договорюсь о встрече.

– Конечно.

Даль продиктовал номер, и Кори занес его в адресную книгу.

– Хочу, чтобы вы уяснили, – проговорил Марк, окинув друзей взглядом, – устраивая эту встречу, я серьезно рискую своей задницей. Если вы учините что-нибудь, угрожающее моей карьере, клянусь, я отыщу вас и буду мучить до конца жизни. Понятно?

– Предельно, – подтвердил Даль. – Спасибо!

– Я не ради тебя стараюсь, а ради него. – Кори кивнул в сторону Керенского.

– Все равно спасибо.

– А если кто-нибудь спросит, почему вы помогали мне залезть в машину прошлой ночью, так это меня аллергия на танины в вине из «Вайн-клаба» скосила.

– Что же еще? – подхватил Даль.

– Вы же понимаете, это правда. На всякое бывает аллергия.

– Несомненно.

– Вы, случаем, не видели, снимал ли кто, когда меня запихивали в машину? – осведомился Кори.

– Кажется, была пара-тройка человек, – признался Даль.

Кори вздохнул:

– Танины. Не забывайте про них.

– Никогда!

Затем Кори подошел к лейтенанту и с чувством обнял. Тот пылко ему ответил.

– Как жаль, что у нас так мало времени! – воскликнул Кори.

– И мне! – воскликнул Керенский.

Они снова стиснули друг дружку, затем расцепились, и Кори покинул лобби. Лейтенант поспешил следом.

– Ух ты! – выговорил Хестер. – Как тебя, однако, угораздило…

Керенский остановился и резко повернулся к нему:

– И как мне это понимать?!

– Я не осуждаю, нет, – поспешно заверил Хестер, разведя руками.

– Не осуждаешь чего? – свирепо воскликнул Керенский, затем окинул взглядом остальных и спросил сурово: – Вы все думаете, что я занимался сексом с Марком?

– А разве нет? – поинтересовалась Дюваль.

– Мы разговаривали!!! Это был самый удивительный и замечательный разговор за всю мою жизнь. Я будто встретил брата, которого у меня никогда не было.

– Анатолий, брось, – махнул рукой Хестер. – Мы все слышали скрипы и плюхи.

– Марк просто потерял равновесие, надевая брюки. Встал на одну ногу, покачнулся и упал, вот и все.

– Ну да, – поспешил согласиться Хестер. – А я и не подумал.

– Господи боже мой! Ну вы и народ! Ничего лучшего со мной в жизни не происходило, я говорил с человеком, который по-настоящему меня понимает – по-настоящему, можете представить? А вы все думаете, будто я занимался каким-то трансвременным инцестуозным онанизмом. Спасибо огромное за то, что нагадили на самое лучшее и светлое в моей жизни! Да меня от вас тошнит!

Он гневно затопал прочь.

– Э, это было забавно, – заметила Майя.

Керенский гневно притопал обратно и ткнул пальцем в сторону Майи:

– Между нами все кончено!

– Вполне логично, – согласилась Дюваль, и лейтенант утопал прочь.

– Не премину заметить, что я оказался прав, – не преминул заметить Даль после минутной паузы.

Дюваль шагнула к нему и стукнула по голове.

Личный кабинет Чарльза Полсона находился в Бербанке, за пределами студии, в здании, где помещались три другие продюсерские компании, два агентства, стартап в стиле хай-тэк и благотворительный фонд по борьбе с молочницей. Контора Полсона располагалась на четвертом этаже, друзья поднялись на лифте.

– Не стоило мне жрать тот последний буритто, – заметил Хестер, входя в кабину, и на лице его отобразилась страдальческая гримаска.

– Говорил я тебе – не ешь! – назидательно заметил Хэнсон.

– А еще ты говорил, что в двадцать первом веке работают законы о еде, – парировал тот.

– Вряд ли закон защитил бы тебя от третьего буритто с мясом. Не в еде дело, а в ее количестве.