Космический маразм

- А вы что скажете? – ведущий повернулся к Дудикову,

Семён робко улыбнулся.

- Милое дитя, - сказал он дрогнувшим голосом, - как же я могу не помочь твоей маме? Передай моему секретарю её фамилию и адрес, и мы обязательно со всем разберёмся. Маму вылечим, зарплату поднимем. Что нам, рублей, что ли, жалко? За них всё равно ничего не купишь. А ещё, - он чуть понизил голос, - подарим мы вам красивую квартиру в центре Красной площади и автомобиль «Ока» почти новый, на ходу, - глаза Дудикова заблестели, и он часто заморгал.

- Ну что же, - подвёл итог ведущий, – на этом наши дебаты окончены. Результат очевиден, - он махнул рукой в сторону колб, висящих под потолком. По стенкам колбы Семёна текла кровь, переливаясь через край. – Семён Дудиков провозглашается Президентом Земли!

Тыквоед встал из-за стола, с грохотом отодвинув стул.

- Как эти ваши чёртовы челюсти заколебали! – пророкотал он, вынув изо рта накладные пластмассовые зубы и лишившись в результате своей примечательной щербатости.

- Уж кто бы жаловался, - проворчал Рудацкий, выдёргивая из затылка пробку и выпуская из себя лишний воздух. Он сдулся до размеров слегка упитанного, но не более, холёного человечка, и без затруднений встал, а потом приблизился к Моргену. – Гонорарчик-то извольте выдать.

- Рубель, - кивнул Морген, - разберись.

Рубель проделал некую манипуляцию с чёрной коробочкой, висящей на его ремне.

- Вот это другое дело, - сказал Рудацкий, ознакомившись с экранчиком своего портативного энергохолдера.

- А мне почему так мало? – воскликнул Шмак, отклеивая свой уродливый нос.

- Недостоверно играли, - сказал Морген. – А также без души.

- Так ведь и пьеска-то дерьмо, - поморщился Шмак. – В следующий раз не уговорите.

- Уговорю, - сказал Морген. – У меня много способов. Ну, всего хорошего.

Все кандидаты, кроме Семёна, рассеялись в мелкую пыль.

- Ладно, - Дудиков тоже встал с места и оправил пиджак. – Пойду я, пожалуй. Где тут поесть можно и выпить?

- Митька, проводи, - сказал Морген, возвращая себе свой прежний облик.

Ведущий стащил с себя парик и предстал перед Дудиковым грустным маленьким человечком:

- Пойдёмте, Семён Иванович. Провожу.

В углу комнаты появилась красная дверь. Как только Дудиков исчез за ней вместе с Митькой, Морген повернулся к Рубелю, который стоял задумчиво неподалёку.

- Ну, как тебе?

- Он своеволен, - произнёс Рубель, - и совсем неглуп.

- А также очень нравится народу, - добавил Морген. – А ну, подай- ка колбу. Тебе на крыльях сподручней.

- Вам лишь бы посмеяться надо мной, - сказал Рубель, взмахнув крыльями и поднявшись над полом. – Вы сами бы достать могли не хуже.

Он снял колбу с кровью, отстегнув от неё трубку, и поднёс Моргену. Тот отхлебнул чуть и позвал:

- Артурчик! А ну пойди сюда! Вкусненькое!

Затем Морген нахмурился и наклонился вбок, приподняв скатерть. Под столом лежала искромсанная на куски окровавленная туша крокодила.

- Да, и непрост, - промолвил Морген. – А также мстителен.

- Что с ним делать будем? – вопросил Рубель.

- Что и со всеми прочими - использовать, - хмыкнул Морген. – А что ещё прикажешь?

Семён же в сопровождении Митьки как раз заходил в просторную залу с колоннами, в углу которой примостился буфет. Он приблизился к прилавку и стал рассматривать лакомства в витрине.

- Вы какие деньги принимаете? – спросил он.

- От вас никакие не приму, - улыбнулась симпатичная буфетчица в белом фартучке. – Для вас всё бесплатно.

- Хорошо, - сказал Дудиков. – Тогда дайте мне бутербродов штук пять вот таких, с маслом.

- Это с икрой, - поправила буфетчица.

- Нет, икру стряхните, - сказал Семён. – И заверните с собой. Ещё вот тот творожок, две баночки. И чекушку.

- Простите, чекушек нет, - засмущалась продавщица.

- Ну, дайте, что есть, - отмахнулся Семён. – Вон то – не знаю, коньяк, что ли.

- Хорошо. Держите, - буфетчица протянула Семёну пакет.

- Спасибо большое, - сказал Семён и двинулся к выходу, на ходу засовывая бутылку в карман.

- Семён Иваныч, - догнал его Митька, - вы куда это?

- Домой, - ответил Семён. – Там же выход?

- Так ведь не сюда. Вашу семью Морген Сантолович уж в замок перевёз. Пожалуйте на лестницу.

- А, - Семён развернулся и последовал за Митькой. – Ну да.

Они спустились во двор, и Семён хмуро оглядел окружающие его здания со скульптурами и лепниной.

- Трактор–то здесь куда поставить?

- Не беспокойтесь. На заднем дворе ваша личная стоянка, - успокоил его Митька. - А вот и ваши хоромы.

- Спасибо, - сказал Семён. – Дальше я сам.

Он распахнул тяжёлую деревянную дверь с воронёными петлями и вошёл внутрь. Навстречу ему неслось улыбающееся низкорослое существо в сером грубоватом платьице, сжимающее в одной из ручек деревянную куклу без головы.

- Апа ишол! – выкрикнуло оно, напрыгивая на Дудикова. Семён подхватил дочку на руки, невольно улыбнувшись.

- Привет, Глаша, - сказал он. – Как твои дела?

- Халашо! – закричала Глаша, обхватив ручками шею Семёна, отчего он получил ощутимый удар по затылку деревянной куклой.

- А знаешь, что у папы есть? - подмигнул Семён, приседая на корточки и опуская девочку на пол. – Вот, держи.

Он достал из пакета свёрток с бутербродами и, отделив один, дал Глаше. Та издала радостный непередаваемый звук и тут же вцепилась в бутерброд зубами.

Из двери справа от коридора показалась Ксения.

- Привет, - сказал Семён. – Возьми вот. Тут ещё бутерброды и творожок Порфирию. Он спит?

- Да, - сказала Ксения. – Мы все тебя по телевизору смотрели. Хорошо говорил, молодец.

- Спасибо, - Семён вдруг как-то сразу смутился и опустил глаза.

- Сеня… - Ксения приняла из его рук пакет. – А может, ты зря в это ввязался?

- У меня выбора не было, Ксюш… - промолвил Дудиков. – Но ты посмотри, какая Глашка счастливая. Значит, не зря.

Маленькая Глафира дожевала бутерброд, сглотнула и спросила:

- Апа, ещё есть?

- Есть, Глаша, есть, – сказал Семён. – Но ты лучше всё сразу не ешь, а то животик заболит.

И на душе у него стало спокойно, как очень долго уже не бывало.

Глава 2. Парк культуры и отдыха

Тело почётного пенсионера всея Руси Ильи Владимировича, умащённое благовониями и одетое в лучший его костюм, покоилось в гробу, установленном посреди огромного светлого зала с колоннами, украшенного торжественными венками и свечами в золотых подсвечниках. Сам же Илья Владимирович, всё ещё неотделимый от упомянутого тела, открыл глаза, зевнул и попытался понять, где он находится и почему.

«Потолок с лепниной, - думал Илья Владимирович. – Ни дать, ни взять дворец какой. Возможно, даже и царский. Но мне же по чину дворца вроде как не полагается. А что мне полагается? Церковь, что ли? Так я же неверующий».