Алексей Евтушенко - Минимальные потери

– Ты прихватил кувалду?

– Ага.

Пауза.

– Хорошая мысль. Уважаю.

– Знаю. До связи.

– До связи.

Стучать не пришлось. С четвертого раза все тот же слабый голос мне ответил:

– Здесь Эрика Ланге. Кто это?

Говорили мы, разумеется, по-немецки.

– Старший лейтенант Сергей Тимаков. Военно-космические силы Земли. Вы ранены?

Тишина.

– Эрика, вы ранены?

– Кажется… Не знаю… В меня попали, дальше плохо помню. Где я?

– Вы в своем подбитом истребителе. Истребитель – на Фобосе, это спутник Марса. Марс – четвертая планета от Солнца. Попробуйте открыть люк, шлюзовую камеру, я вас вытащу. У меня тут рядом корабль.

Снова пауза. На этот раз длиннее. Черт, она там сознание, что ли, теряет периодически?

– Эрика, вы меня слышите?

– Слышу… Прошу прощения, старший лейтенант… Вы русский?

– Русский. И еще немного японец. Это имеет значение? Меньше чем через полчаса здесь будут файтеры чужих. В количестве трех. И тогда нам полный капут. Откройте люк. Или попробуйте выйти сами, если хотите жить. У вас есть скафандр?

– Да, есть… Он на мне.

– Он цел, не поврежден?

– Сейчас проверю…

«Давай, проверяй. Только, пожалуйста, в темпе. Чужие шутить не будут», – мысленно произношу я.

– Кажется, цел. Терморегуляция шалит, но это ничего, – голос Эрики явно окреп. – Далеко ваш корабль?

– Четыре с половиной километра. Не волнуйтесь, у меня ракетный ранец. Доберемся быстро.

– Хорошо. Попробую выбраться к вам. Спасибо… Сергей?

– Что?

– Хотела узнать, правильно ли запомнила ваше имя. Спасибо, Сергей. Я сейчас.

Нет, ну скажите, почему всегда – всегда! – женщин приходится ждать?

Время, расстояние, скорость. Эти три фактора в космосе определяют все. Я стоял возле покосившегося на один бок немецкого истребителя и старался не думать о том, с какой скоростью приближаются к Фобосу файтеры чужих, какое расстояние им осталось преодолеть и сколько времени у нас осталось. Однако думать приходилось. Секунды бешено сочились, словно капли крови из порванной артерии. Надо бы наложить тугую повязку, да нельзя – эта кровь необходима другому, чтобы выжить. Тебе она тоже необходима, но в меньшей степени. Пока в меньшей. Скоро вы сравняетесь в своей нужде.

Очередной взгляд на часы. Три минуты. Сколько можно?!

Люк дрогнул, медленно ушел внутрь истребителя, в проеме возникла человеческая фигура в скафандре, неловко вывалилась наружу, словно в замедленной съемке опустилась на грунт.

– Я готова, Сергей…

– Отлично, сейчас поедем.

– Поедем?

– Ну, полетим. Не обращайте внимания, мы так часто говорим.

Тридцать секунд на то, чтобы надежно пристегнуться друг к другу, проверить крепления, связаться с Лянь Вэем:

– Дракон, я Грей. Возвращаюсь с гостьей. Готовься стартовать сразу по прибытии.

– Жду, Грей. Давно готов.

Включаю РРС, снова плавная дуга полета. Если у чужих нормальная аппаратура, нас уже давным-давно засекли. Ну и черт с ними. Засечь – мало, надо еще догнать. Вон и «Быстрый» внизу – сигнальный маяк расшвыривает огни чуть ли не на весь Лимток, чтобы не дай бог мы не потерялись. Чужие их тоже наверняка видят, но об этом я уже думал.

Посадка. Люк предусмотрительно открыт, спасибо, Дракон. Вваливаемся, люк закрывается, отрезая нас от чудного пейзажа Фобоса, шипит воздух, нагнетая давление в шлюзовой камере до нормального, уходит в сторону второй люк, и вот мы дома.

– Можно снять шлем, – говорю по радио нашей гостье. – Или хотя бы откинуть забрало. Так будет удобнее общаться. Но скафандр пока снимать не надо. На всякий случай.

Поднимаю забрало сам. Шлем Эрики откидывается каким-то хитрым образом на спину, подобно капюшону. А под ним… Таких прозрачных темно-голубых глаз, нежно очерченных губ и густых, коротко стриженных волос, цвета спелой пшеницы я, кажется, не встречал ни разу в жизни. В том смысле, что ни разу в жизни они не оказывали на меня подобного ощущения. Словно прыгнул с солнцепека в чистейшее горное озеро – аж сердце захолонуло. Кажется, я даже на время перестал дышать.

– Здравствуйте, – сказала она по-немецки, не отрывая от меня распахнутых глаз.

Я молча кивнул.

– Здравия желаю, – сказал мой друг и напарник. – Разрешите представиться. Второй пилот этой посудины старший лейтенант Лянь Вэй.

– Лейтенант Эрика фон Ланге, – сообщила девушка. Наши глаза, наконец, расцепились. – Военно-космический флот Новой Германии. Что это за корабль?

– Разведбот «Быстрый», – сказал я. – Военно-космический флот Земли. Давайте я потом у вас спрошу, что такое Новая Германия? А то времени у нас мало. Сколько у нас времени, Дракон?

– Через двенадцать минут файтеры чужих будут здесь.

– Пора рвать когти. Эрика, располагайтесь, – я указал девушке на третье – «гостевое» – кресло. – И не забудьте пристегнуться. Через три минуты мы стартуем.

– Куда?

– Попробуем спрятаться на Марсе. А там, как получится. Кстати, сообщаю, что ваш корабль-матка – «Хорст Вессель», кажется? – тоже ушел на Марс. Точнее, мы знаем, что он предпринял такую попытку… Ладно, все потом. Дракон, по местам!

Ровно через две с половиной минуты разведбот «Быстрый» покинул Фобос. Всего в пяти тысячах километров под нами раскинулся красно-бурый безжизненный Марс с единственным человеческим обитаемым городом Лемурией, сзади нагоняли три файтера чужих, а где-то далеко к Земле приближался враг, которого уже ожидал крейсер «Неустрашимый», чтобы, как положено, выполнить свой долг. Не соскучишься.

Окрестности Земли

Борт файтеронесущего крейсера «Неустрашимый»

Капитан-командор Иван Малкович и другие

«Велика Солнечная, а отступать некуда – позади Земля» – эти слова капитан-командора Ивана Малковича услышали на крейсере все. Потому что для всех они и были произнесены после того, как отзвучал сигнал тревоги и экипаж занял места по боевому расписанию.

Те русские, которые хоть немного увлекались военной историей, узнали слегка измененную знаменитую фразу политрука Василия Клочкова, якобы произнесенную им перед бойцами 316-й стрелковой дивизии, остановившим в ноябре 1941 года рвущиеся к Москве немецкие танки. Говорил это Клочков или не говорил (по другой версии он произнес не менее историческое: «Ни шагу назад!») – не важно. Важно то, что тогда враг был остановлен и фраза вошла в историю. Особенно в русскую историю. Да и как не войти – яркая фраза, хлесткая, духоподъемная. Поэтому сейчас, через двести одиннадцать лет и тоже в ноябре, она произвела правильное впечатление и на тех, кто ее узнал, и на тех, кто услышал впервые.

Малкович сказал не только это. Он всегда слыл честным военным. Остался таковым и теперь, совершенно честно признавшись, что всем, скорее всего, придется умереть.