Иэн Бэнкс - Материя

Петлемир представлял собой упорядоченный клубок массивных труб внутри гигантских кос, образующих колоссальные канаты, которые сплетались в поразительного размера кабели, что скручивались в почти недоступные воображению петли, и — невзирая на тот факт, что прозрачная внешняя оболочка каждого трубчатого компонента имела многометровую толщину, — все это крутилось, поворачивалось, вращалось с такой легкостью, будто детали имели толщину нитки.

Главные компоненты петлемира представляли собой гигантские трубы, наполненные водой; диаметр их варьировался от десяти метров до многих десятков километров, а диаметр каждой отдельной трубы на всем ее протяжении мог меняться от минимально возможного до максимального. Они соединялись, не касаясь друг друга, в более крупные косы, помещенные в трубы гораздо большего диаметра — до нескольких сотен километров — и тоже наполненные водой. Последние также вращались независимо, располагались внутри еще более крупных цилиндров (тут размеры достигали десятков тысяч километров) и нередко были покрыты тысячекилометровыми рисунками и схемами.

Средний петлемир представлял собой громадную компактную корону, сплетенную из труб внутри труб, внутри труб, внутри труб; кольцевой мир, насчитывающий десятки тысяч лет, миллионы километров в диаметре и обращенный своей поверхностью к местной звезде; все его миллионы километров труб поворачивались и вращались, чтобы обеспечить десятки миллиардов обитавших в петлемире мортанвельдов небольшой, приятной, привычной для них силой тяжести.

Сьаунг-ун не принадлежал к средним петлемирам. Созданный полмиллиона лет назад, он являлся крупнейшим в Мортанвельдском содружестве, а если говорить об эволютах размером от метра до десяти, был одним из самых густонаселенных миров во всей галактике. Диаметр его составлял триста миллионов километров, толщина нигде не была меньше миллиона, проживало там более сорока триллионов душ, и вся эта громада вращалась вокруг небольшой звезды в центре.

Его открытые концевые цилиндры содержали достаточно материи для создания гравитационного колодца, внутри которого за миллионы лет создалась разреженная, но вполне приемлемая атмосфера: пустоты между перекрученными трубами-жилищами заполнились белесоватыми отработанными газами и космической пылью. Мортанвельды могли бы, конечно, очистить пустоты, но не хотели: по общему мнению, те производили приятные световые эффекты.

Корабль «Да будет крепость» высадил их на нарисцинской станции-спутнике размером с небольшую луну — песчинка рядом с океаном. Маленький шаттл доставил к открытой трубе бескрайнего разноцветного мира, на поверхности которого шуршали воздушные потоки, а внутри, в самом центре, неясно мерцала звезда, видимая сквозь переплетение кабелей Сьаунг-уна, на каждом из которых, казалось, вполне можно уместить целую планету.

Фербин подумал, что перед ним эквивалент целой цивилизации, почти галактики, и расположен он внутри того, что в обычной солнечной системе было бы орбитой одной планеты. Сколько бесчисленных жизней проживается внутри этих темных бесконечных кос? Сколько душ родились, жили и умерли в этих чудовищных петлях, никогда и не увидев — а может, и не чувствуя такой потребности — иных миров, запертые навсегда во всеохватывающей бесконечности этого немыслимо громадного обиталища? Какие жизни, судьбы, истории, видимо, разворачивались здесь, в этом кольце вокруг звезды, что вечно вращалось, извивалось, разворачивалось?

Фербина с Холсом доставили суматошный с виду порт — вогнутые и выпуклые прозрачные стены, извивающиеся перемычки, трубы; все это напоминало стеклянный пузырь (приспособленный для дышащих воздухом видов вроде нарисцинов и обитателей Восьмого) в одном громадном, наполненном водой цилиндре. Машина метровой высоты подплыла к ним и сообщила, что ее зовут Нут-3887б, что она — аккредитованный мортанвельдский встречатель, принадлежащий Первому благотворительному фонду помощи иноземным космопроходцам, и что она будет их гидом. Голос машины звучал дружески, раскраска у нее была веселой, но Фербин никогда еще не чувствовал себя так далеко от дома, таким маленьким и незначительным.

«Мы здесь букашки, — думал он, слыша, как Холс болтает с машиной и перепоручает ее заботам их до смешного скудный багаж. — Мы можем исчезнуть в этих дебрях цивилизации и прогресса, и больше нас никто никогда не увидит. Мы можем раствориться здесь навсегда, сжаться, сойти на нет, просто находясь рядом с этим неизмеримо гигантским творением. Что значит жизнь отдельного человека, если может существовать такая необъятность?»

Оптимы оперировали цифрами со многими нулями, измеряли расстояния в световых годах, а народонаселение считали триллионами. Опередившие их сублиматы и старшие народы, частью которых Оптимы, возможно, станут со временем, мыслили не годами или десятилетиями, даже не веками или тысячелетиями, а как минимум миллионами, даже миллиардами лет. Возраст галактики и Вселенной измерялся миллиардами лет — единицы времени, далекие от человеческого понимания, как световой год далек от шага.

«Мы и в самом деле букашки», — подумал Фербин с каким-то ужасом, от которого похолодело его сердце и по всему телу прошла дрожь. Забытые, ничтожные, помещенные ниже самых никчемных уже в силу появления здесь, в ошеломительно необыкновенном месте, — возможно даже, лишь в силу осознания его безмерности.

А потому оба были приятно удивлены тем, что их приветствовал — еще до того, как Холс закончил говорить с машиной, — невысокий, плотного сложения улыбающийся господин с длинными светлыми волосами в мелкие кудряшки, назвавший их по именам на отличнейшем сарлском и обращавшийся к ним как к давним друзьям.

— Нет-нет, для мортанвельда петлемир — это символ непритязательности, уюта, — сообщил им новый друг, пока они ехали в небольшом трубомобиле по тонкому просвечивающему туннелю внутри одной из жилых труб толщиной в километр. — Как это ни странно! — добавил он.

Звали его Поун Хиппинс, и он тоже, по его словам, был аккредитованным встречателем, хотя и заслужил это отличие совсем недавно. Нут-3887б при появлении Хиппинса очень достоверно для машины изобразил досаду.

— Гнездо, которое плетет мортанвельд, когда хочет привлечь мортанвельдку, напоминает что-то вроде тора из прутьев, — продолжил объяснять Хиппинс, помогая себе руками. — Большой круг.

Они направлялись в другую часть порта — по словам Хиппинса, для «короткого подскока» на звездолете в Гостевой комплекс для гуманоидов. Лететь предстояло вдоль небольшой части громадного кольца. Хиппинс очень рекомендовал им этот комплекс — 512-й Градус Пятого Кабеля, или просто 512/5.