Иэн Бэнкс - Материя

— Прошу прощения, — сказал он и тут в пространстве между принцем и Дроффо увидел камеру. — Забодай меня комар, — выдохнул он.

В камере были сотни и сотни октов. Синие тела их блестели в свете фонарей, тысячи красных конечностей сверкали, словно полированные. Они полностью окружили Саркофаг, устроились на расчищенном полу камеры концентрическими кругами, словно охваченные глубоким благоговением, даже преклонением. Окты, казалось, пребывали в неподвижности и легко сошли бы за мертвых, если бы не расположились с такой симметричной точностью. На всех были одинаковые облегающие костюмы — Орамен видел такой наряд на после Киу. Он ощутил тот же самый странный запах, что и несколько месяцев назад, когда узнал о смерти отца. Принц вспомнил свою встречу с послом, вспомнил запах: тогда он был слабым, теперь — ударял в нос.

Вокруг Орамена сгрудилась, стараясь окружить его со всех сторон, его личная охрана под командой Дубриля. «Они окружили меня, — подумал Орамен, — а окты окружили эту штуку. Зачем?» Присутствие такого большого числа этих необычных существ отвлекало его охранников, которые нервно поглядывали на октов, тесным кольцом смыкаясь вокруг принца.

По камере и лесам, как и прежде, двигались специалисты в белом, похоже ничуть не смущенные присутствием октов. Платформа, на которой стоял Орамен в прошлый раз, вступая в контакт с Саркофагом, больше не была прикрыта материей и просматривалась снаружи. Там находились окты и несколько облаченных в белое людей. Орамену показалось, что он узнал Лератия и Поатаса.

Один из охранников шепнул что-то Дубрилю, который тут же отдал честь Орамену и сказал:

— Ваше высочество, окты появились совсем недавно, их корабли находятся где-то за льдами Водопада. Они растопили лед, чтобы пробиться сюда. Сюда окты пробрались частью по туннелю, частью — сквозь отверстия в стенах. Охрана не знает, что делать. Мы и не предполагали, что придется защищать вас от этого. Окты вроде бы не вооружены, так что, думаю, мы все еще хозяева положения. Но они отказываются двигаться с места.

— Спасибо, Дубриль, — сказал Орамен. Поатас энергично махал ему с лесов. — Идем посмотрим, что там делается.

— Орамен-муж, принц, — сказал один из октов, когда Орамен поднялся на мостки. Голос его напоминал шелест сухих листьев. — Снова. Как встречи встречаются во времени и пространстве. Как наши предки, благословенная Мантия, которых не стало, но были для нас всегда и теперь снова безусловно есть, так и мы встретились еще раз. Вы так не думаете?

— Посол Киу? — спросил Орамен.

Посол и еще один окт висели в воздухе перед светлым квадратом на поверхности серого куба. Рядом стояли Поатас и Лератий с нескрываемым восторгом на лицах. Орамену показалось, будто они сгорают от желания что-то сообщить.

— Я имею счастье, — сказал посол Окта в Пурле. — И его представляю вам: Савидиус Савид, чрезвычайный странствующий посол Окта на Сурсамене.

Другой окт чуть повернулся в сторону Орамена.

— Орамен-муж, принц Хауск, Пурла, — сказал он.

Орамен кивнул. Дубриль и три других охранника расположились по углам платформы, на которой стало тесно.

— Рад с вами познакомиться, посол Савидиус Савид. Добро пожаловать, друзья, — поздоровался Орамен. — Позвольте узнать, что вас привело сюда? — Он повернулся и посмотрел на сотни блестящих октов, кругами рассевшихся у Саркофага. — И в таком количестве?

— Величие, принц, — сказал Киу, пододвигаясь поближе к Орамену. Дубриль попытался было вклиниться между октом и своим хозяином, но Орамен поднял руку. — Величие, не знающее себе равных!

— Случай такой важности, что мы перед этим ничтожны! — сказал другой окт. — Эти все наши товарищи, нас двух. Мы ничто, ничтожные свидетели, недостойные прислужники, абсолютно недостаточные! И все же.

— Заслуживаем или нет, но мы здесь, — сказал Киу. — Необъяснимая привилегия это для всех присутствующих. Мы бесконечно благодарны вам. Вы сделали нас вашими вечными должниками. До самого конца времен миллионы, нет, миллиарды октов не расплатятся за нашу возможность быть свидетелями.

— Быть свидетелями? — тихо переспросил Орамен, снисходительно улыбаясь и переводя взгляд с одного окта на другого. — Свидетелями чего? Того, что Саркофаг заговорил?

— Да, он заговорил, ваше высочество! — сказал Поатас, делая шаг вперед и поднятой тростью указывая на бледно-серое пятно на поверхности объекта. Потом он сделал движение в сторону одного из аппаратов, стоящих на высокой тележке. — Этот прибор просто спроецировал сквозь эфир образы, звуки и последовательности невидимых волновых фронтов на поверхность того, что мы назвали Саркофагом, — и тот заговорил. На сарлском, делдейнском, октском, на нескольких языках Оптим. Поначалу это были одни повторы, и мы несколько разочаровались, решив, что он всего лишь записывает, а потом выдает запись, что у него нет разума, но потом... потом, принц, он заговорил собственным голосом! — Поатас повернулся к бледно-серому квадрату и поклонился. — Снизойдите до нас вновь, ваша милость. Здесь присутствует первейший из нас, принц королевского дома, которому подчинены два уровня, он здесь главный.

— Увидеть? — произнес голос, шедший из серого квадрата. Он был похож на протяжный вздох, будто с каждым слогом что-то выталкивалось, выдавливалось.

— Идите, идите, ваше высочество! — сказал Поатас, показывая Орамену, что нужно выйти вперед. — Он хочет вас увидеть. Сюда, ваше высочество. Как и тогда, в фокус.

Орамен остался на месте.

— Просто для того, чтобы он меня увидел? Зачем опять в фокус?

Орамена беспокоило, что теперь, обретя голос, камень снова может захотеть читать мысли.

— Ты — принц? — без выражения проговорил голос.

Орамен вышел вперед так, чтобы расположиться напротив серого пятна, если это было своего рода окно, но не встал в фокусную точку, как сделал в прошлый раз.

— Да, — сказал он. — Меня зовут Орамен. Я сын покойного короля Хауска.

— Ты не доверяешь мне, принц?

— Это слишком сильно сказано, — ответил Орамен. — Ты меня удивляешь. Ты, верно, нечто весьма примечательное и странное, если после столь длительного погребения остался в живых. Как тебя называть?

— Мы так быстро приходим к раскаянию. Мое имя, как и многое другое, утеряно для меня. Я стараюсь отыскать его. Вместе со всем остальным.

— И как ты это собираешься сделать? — спросил Орамен.

— Есть другие части. Части меня, принадлежности. Разбросаны. Если их соединить, то, возможно, я снова стану цельным. Это все, что важно для меня теперь, все, по чему я тоскую, по чему томлюсь.

Вперед вышел Лератий.

— Мы полагаем, ваше высочество, что некоторые из кубов меньшего размера — хранилища памяти этого существа. Возможно, в них заключены и другие его способности.