Иэн Бэнкс - Вспомни о Флебе

Йелсон пожала плечами, прижала ружьё к плечу и выстрелила в четвероногую тень на тренировочном экране. Та рывком остановилась и будто растворилась в тенистом полу у нижнего края экрана.

Хорза устраивал лекции.

Он казался сам себе приглашённым в колледж доцентом, но чувствовал необходимость объяснить остальным, почему он делает то, что делает, почему Оборотни поддерживают идиран и почему он верит в то, за что воюет. Он называл это вводными совещаниями, и речь на них шла о Мире Шара и Командной Системе, их истории, географии и так далее, но он всегда заканчивал тем (и вполне намеренно), что говорил о войне в целом или о тех её аспектах, которые никак не были связаны с планетой, к которой они приближались.

Маскировка под вводные совещания давала ему повод оставлять Бальведу в её каюте, пока он, вышагивая по столовой, говорил с членами Отряда Вольных Наёмников. Он не хотел, чтобы эти совещания превращались в дискуссии.

С Перостек Бальведой никаких затруднений не возникало. Её скафандр, несколько безобидных на вид украшений и прочие мелочи они выбросили в вакуум-трубу. Бальведа была проверена всеми приборами, которыми располагал скромный медпункт «ВЧВ», и вышла оттуда чистой. Она казалась вполне довольной своей жизнью хорошо содержащегося пленника, ограниченная, как и все остальные, кораблём, и только на ночь да изредка ненадолго днём запираемая в каюте. Хорза не подпускал её к рубке, просто на всякий случай, но Бальведа, казалось, особенно и не стремилась познакомиться с кораблём — как делал и он сам, когда попал сюда. Она даже не пыталась внушить кому-либо из наёмников свои взгляды на войну и Культуру.

Хорзе очень хотелось знать, насколько уверенно она себя чувствовала. Бальведа выглядела дружелюбной и совершенно беззаботной, но иногда, когда он смотрел на неё, ему казалось, что он замечает внутреннее напряжение и даже проблескивающее отчаяние. С одной стороны, это успокаивало его, но с другой — он снова чувствовал себя отвратительно жестоким, как при рассуждениях о том, почему агент Культуры все ещё жива. Иногда он просто боялся добраться до Мира Шара, но чем дольше тянулось путешествие, тем больше его радовала перспектива начать операцию и покончить с сомнениями.

Однажды, когда они только что поели в столовой, он позвал Бальведу в свою каюту. Женщина вошла и села на тот же самый стульчик, на котором сидел и он, когда его вскоре после вступления в отряд пригласил Крайклин.

Лицо Бальведы было спокойным. Она сидела элегантно, поза её стройного тела была одновременно расслабленной и уверенной. С узкого, с тонкими чертами лица на него смотрели глубокие тёмные глаза, а рыжие волосы — теперь они были чёрными — блестели в свете каюты.

— Капитан Хорза? — сказала она с улыбкой и сцепила на коленях длинные пальцы. На ней было длинное голубое одеяние — самая простая одежда, которую удалось найти на корабле. Когда-то оно принадлежало Гоу.

— Привет, Бальведа, — ответил Хорза, сидя на кровати в расстёгнутом утреннем халате.

Первые несколько дней он оставался в костюме Крайклина, и хотя тот был замечательно удобным, в тесных помещениях «Вихря чистого воздуха» он всё равно мешал и утомлял, а потому Хорза отложил его на время путешествия.

Он уже было собрался предложить Бальведе чего-нибудь выпить, но это почему-то вдруг показалось ему неправильным, потому что то же самое с ним здесь когда-то сделал Крайклин.

— Что, Хорза? — снова спросила Бальведа.

— Я хотел… узнать, как ваши дела, — ответил он. Он пытался заранее заучить то, что собирался сказать: она в безопасности, он ей симпатизирует и уверен, что на этот раз с ней ничего плохого не случится, разве что её куда-нибудь интернируют и, возможно, обменяют. Но слова никак не приходили ему в голову.

— Хорошо. — Она пригладила ладонью волосы и быстро оглядела каюту. — Я постараюсь быть образцовым пленником, чтобы не давать вам повода выбросить меня за борт. — Она улыбнулась, но ему опять показалось, что он заметил какую-то нервозность. И все равно ему стало легче.

— Нет, — сказал он и откинул голову в усмешке. — В моих планах этого нет. Вы в безопасности.

— Пока не доберёмся до Мира Шара? — спокойно спросила она.

— И потом тоже, — заверил он. Бальведа задумчиво прищурилась.

— Хм-м, хорошо. — Она посмотрела ему в глаза. Он пожал плечами.

— Я уверен, что вы сделали бы для меня то же.

— Вероятно, — ответила она и кивнула, и он не понял, правду ли она сказала. — Только, по-моему, очень жаль, что мы по разные стороны.

— Очень жаль, что мы все по разные стороны, Бальведа.

— Ну… — Она снова сложила руки на коленях. — Есть теория, что все мы считаем, будто стороны, на которых мы стоим, те самые, которые в любом случае будут праздновать самый последний конец.

— И что это за стороны? — Он ухмыльнулся. — Правда и справедливость?

— В принципе, ни то, ни другое. — Она улыбнулась, не глядя на него. — Просто… просто жизнь. Эволюция, о которой вы говорили. Вы говорили, что Культура в стоячей воде, в тупике. Если это и так… у нас ещё есть, что терять.

— Проклятие, а я ещё перетягиваю вас на сторону правого дела, Перостек, — сказал он с чуть-чуть излишней сердечностью. Бальведа едва заметно улыбнулась.

Она открыла рот, чтобы ответить, но передумала и снова начала разглядывать свои руки. Хорза спросил себя, что ему сейчас сказать.

Однажды ночью, за шесть суток до цели — звезда системы была уже довольно яркой в небе перед кораблём даже при нормальном обзоре, — в его каюту пришла Йелсон.

Неожиданный стук в дверь так резко вырвал его из полудрёмы, что он на несколько мгновений растерялся. Потом он посмотрел на дверной экран и впустил её. Она быстро вошла, заперла за собой дверь, молча обняла его и крепко прижалась. Хорза пытался проснуться и сообразить, что случилось. Кажется, для этого не было никаких причин, никакого постепенного исчезновения барьера между ними, никаких признаков и намёков: ничего.

Этот день Йелсон, опутанная крошечными сенсорами, провела в ангаре и тренировалась. Он видел, как она разминалась, разогревалась, потела, изнуряла себя, критически считывая показания с экранов, будто её тело было машиной, как этот корабль, и она испытывала его на прочность.

Они легли спать вместе. Но будто из-за тех нагрузок, которым она подвергалась в течение этого дня, Йелсон уснула почти сразу же, как только они улеглись, прямо в его объятиях, пока он целовал и ласкал её, вдыхая аромат тела после разлуки, которая показалась ему месяцами. Он лежал без сна и прислушивался к её дыханию, чувствуя, как она осторожно шевелится в его руках и как пульс её, по мере того как она засыпает, бьётся все медленнее и медленнее.